По образу и подобию (СИ)

Но откуда было Ромке знать, что из него вырастет? Он бы хотел стать летчиком, чтобы сверху закидывать фашистов бомбами, рисуя новые звездочки на фюзеляже. Но война уже закончилась, и летчики такие больше не нужны. Еще он мечтал стать Чапаевым, но, с другой стороны, это как-то по-детски. Отвечать было нечего, потому Ромка вежливо промолчал.

— Роман, о матери хоть подумай!

Ага, на гнилуху начал давить. О мамке Ромка думал, но в школе это почему-то не помогало.

— Ваши отцы кровь проливали! — Николай Вадимович стукнул тяжелым кулаком по столу.

Повисла неприятная пауза. Ромка вспомнил батю, и настроение совсем испортилось. В сорок четвертом пропал без вести. Он посмотрел на директора и понял, что пора выбрасывать белый флаг.

— Николай Вадимович, я больше не буду, — протянул Ромка покаянным голосом.

— Я больше не буду, — передразнил Николай Вадимович и покачал головой. — Вот скажи, Роман, мужик ты или кто?

Ромка нахмурился. Так-то вроде мужик, но, с другой стороны посмотреть, ручонки щупленькие, ростиком тоже бог обидел, да и какой мужик будет в седьмом классе за партой штаны протирать? Опять же, как можно признать, что не мужик?

— Ну, мужик, — буркнул он.

— Слушай, Карпенко, а давай я тебя в спортивный кружок запишу? — озарился идеей Николай Вадимович.

Потом посмотрел на Романа критически и сник. Задумчиво постучал пальцами по столу…

— В шахматный?

— Не мужицкое это дело, — решительно отказался Ромка.

— Много ты понимаешь, Карпенко, — осуждающе произнес Николай Вадимович.

Он опять застучал пальцами по столу, тяжело вздыхая. Спустя какое-то время брови Николая Вадимовича взметнулись вверх, а сам он даже хмыкнул от удовольствия.

— Слушай, Карпенко, в Доме пионеров мой кум набирает толковых парнишек в кружок технического моделирования. Дело нужное, страна нуждается в талантливых кадрах. Глядишь, выйдет из тебя еще один Туполев. Считай, ты уже записан. Помяни мое слово, еще спасибо скажешь. Но смотри, не балуй, не позорь меня! — закончил он строго.

У Ромки душа в пятки рухнула, это надо, как обложил!

— Не опозорю, — хмуро согласился он.

Челябинск, Дом пионеров и школьников, 22 ноября 1947 года

— Ну, голова, — уважительно тянет Валерий Петрович, рассматривая самодельный планер, — вот это голова…

Ромка смущается, от волнения не знает, куда деть руки, в итоге засовывает их в карманы.

Валерий Петрович смотрит на него поверх очков:

— Слушай, Роман, а Егор Карпенко тебе часом не родственник?

— Батя мой, — со вздохом отвечает Ромка.

— Эвона как. Да-а… Дела. Рукастый был мужик, — говорит наставник и горестно добавляет, — все она, война проклятущая. Какой был человек… Человечище! Знаешь, как его на нашем заводе называли?

Ромке было удивительно слушать про отца. Мамка за него давно ничего не вспоминала, отмахивалась только, а те, что знали его раньше, либо сами с войны не вернулись, либо просто в своих делах завязли. Никто к ним не ходит, про батю рассказать некому.

— Как? — с жадным интересом спрашивает Ромка.

— Наша золотая голова, — Валерий Петрович важно поднимает палец.

Он треплет Ромкины вихры, затем показывает несколько ошибок в его сборке. Но Ромка не согласен с тем, что это ошибки. Они какое-то время спорят, в итоге побеждает Петрович. Что не мешает юному авиамоделисту сиять, он спешит домой, чтобы скорее порадовать мать своим первым успехом. От морозного воздуха щеки раскраснелись, шапка сбилась набок, шарф и вовсе затерялся под пальтишком, оголив шею. Но Ромка не замечает мороза, он бережно держит красными от холода руками свой первый планер, предвкушая счастье в маминых глазах.

У подъезда стоит милицейская машина. Ромка даже присвистнул, наверное, бандитов ловят. В их подъезде. Прислушался, вроде все спокойно. Бабки топчутся у подъезда, смотрят на него как-то подозрительно. Он с ними быстро поздоровался, те промолчали в ответ. Что-то нехорошее шевельнулось в душе.

Дверь квартиры открыта. Все перевернуто, обыск.

Почему-то ищут его отца, предателя родины.

Все внутри каменеет.

Мать зареванная, качает головой, что-то подписывает…

Нет, он отца не видел…

Да, комсомолец, да, сообщит сразу…

Уходят.

Он обнимает мать. Она рассказывает, что отец был в плену, после освобождения задержан до выяснения, бежал… Мать всхлипывает, а Ромка судорожно соображает, что делать дальше. Раскладывает по местам вещи, ворча на мать. Ничего страшного не случилось, разберутся, кому положено. А им жить надо. Вон как довела себя, кожа да кости. Потом Ромка принимает решение идти работать на завод, доучиваться в вечерке. Санька с шестой квартиры уже полгода работает, так и крупу, и сало сам домой притаскивает, кормилец. И он, Ромка, не хуже. Мужик он или кто?

* * *

Уже давно стемнело, а сон не шел, Ромка ворочался с боку на бок, думая о будущем. И вдруг кто-то настойчиво постучал в дверь их квартиры. Нашарив в темноте брюки, Ромка запутался в гачах. Тем временем мать уже открыла, послышался голос почтальона. Когда Ромка вышел в коридор, почтальонши уже не было, мать в растерянности смотрела на листок телеграммы.