По обрывистому пути

Маньку помнили все, веселую и приветливую, подчас, бывало, и вспыльчивую и шумную, добрую Маньку. Ее все жалели, когда Манька рассорилась с Федотом и Лизаветой, ушла, а там захворала и покинула фабрику, а там… пропала с глаз, ну и… забылась…

— Чахотка не тётка! — вздохнул старый ткач, отложив ложку. — Во смерти и животе — один бог надо всеми… Закурим, что ли, Антон! Бери табачку, — сказал он, желая уже положить конец препирательству. — Бери, закури, — повторил он, протягивая Антону кисет.

Но Антон не ответил другу.

— Затоптали Маньку, — продолжал Антон в прежнем гневе. — Под рогожкой ее повезли, как падаль… А ты веселишься, дрянь! — повернулся он снова к Варьке. — Лизкиной милости ищешь?! Да будь они прокляты, ваши милости! Чтоб я еще жил тут, в вашей поганой избе, с полицейщиной вашей!.. Да лучше я удавлюсь, а не то на могилке на Манькиной лягу, замерзну! Слава богу, пожитка не зажил — лохмотья да нищенска сумка — весь я тут, к богу являться, в полном парадном… Прощайте!..

Антон сорвал шапку с гвоздя у двери, неловко насунул её на голову и, неуклюже тыча рукой в изодранный зипучишко, шагнул к двери.

— И уходи! Подыхай под забором! Кому-то ты нужен! — злобно крикнула Варька.

— А случись — буду жив, до деревни дойду, так матери расскажу, чем ты стала… Потаскухой ты стала! — припечатал Антон, задерживаясь у приотворенной двери, из которой дунуло холодом в избу.

— Убью-у! — завопила Варька и кинулась на него.

Антон хлопнул дверью и вышел.

Весть о смерти забытой подруги ударила Лизавету, как камнем по темени. Сколько прожито вместе! Ведь думала только её проучить, переупрямить хотела, а та не далась! Не такая!.. Да кто же ее знал, что ей плохо-то так! Кабы знать, Лизавета пришла бы к ней и сама, смирилась бы. А вышло, что с глаз долой и забыла!.. Да как же я, право, так! — растерянно, с болью в груди думала Лизавета, почти не слыша, что там у них идет дальше — у Варьки с Антоном. У них что ни день — перебранка… Не может Антон простить Варьке ни того, что она позабыла девичью честь, ни того, что живет на месте Маньки в «хозяйской». Лизавета не, слушала их. В груди у неё кипело раскаянье.

— Анто-он! Да постой, погоди! — опомнилась, наконец, Лизавета. — Да куда же он, старый пес?1 — в злом и жалком отчаянии забормотала она. — Неужто же правда — в деревню?! С голоду сдохнет, покуль доберется! Варька! Беги догони его. Сунь ему, ироду, хоть печёнки кус да полтину… Да живей! Накинь мой полушалок, беги! — приказала она.

— Больно-то надо бежать! И пускай издохнет! — огрызнулась Варька и неторопливо ушла в «хозяйскую».

— Да что ты, охальница! Дядя ведь тебе, материн брат! Да как ты так смеешь, паскуда! Я тебе морду-то нахлещу, что ты и до самого гроба того не повторишь! Беги, говорю, догони! — войдя за Варькой в свою комнатушку, потребовала Лизавета.

— Нахлестала одна такая! Морды, что ли, на ярманке подешевели — хлестать-то! Хозяйка нашлась! — не сдалась и Варвара. — Я, может, стану хозяйкой получше тебя! Мне, может, и за тобой и за твоим Федотом присматривать указали!.. Какой он мне дядя, когда такие слова на самого государя-освободителя сказывал, все слыхали!..

— Ты постой, ты постой! Ты думай, что лопочешь! — вдруг строго, спокойно и холодно остановила её Лизавета. — За мной, за Федотом присматривать?! Да кто же тебе указал?

Лизавета шагнула к Варьке, прижала её в углу под иконой, изловчилась, поймала за жидкие волосы и стала хлестать по щекам.

— А что же ты можешь сказать кому про меня и про Федота?! Я в морду пойду наплюю тому, кто тебе указал! При всех ему в рожу! При всех! При всех!..

Лизавета била её без жалости изо всей своей силы, с размаха тяжёлой руки. Она ожидала, что Варька станет визжать, кричать, вырываться. Но та лишь тихонько скулила, не смея громко подать голос.

За стенкой все притаились, довольные этой хозяйской расправой. Варька вдруг испугалась именно этой тишины.

— Тётенька, отпусти, я не буду. Сдуру сблудила я языком. Не жалуйся, тетенька, на меня, — почти шепотом умоляла Варька. — Пусти, я дядю Антона побегу догоню… Я рупь ему дам на дорогу… Вот крест честной, дам ему рупь из своих.

И тут Лизавете вдруг стало ясно, что Варьке и в самом деле поручили за ними следить, доносить… Лизавета мигом остыла.

— Иди уж, брехливая сучка! — сказала она презрительно. — Наплела, да сама не рада… Беги догоняй Антона, — приказала она, выпустив девку из рук.

— Варька, накинув платок на узенькие плечишки, выскочила на улицу.