По острию греха (СИ)

Вернувшись в спальню, начинаю распаковывать свой багаж. Одежду вешаю на плечики в шкаф, нижнее бельё складываю в старинный сундук. За шумом работающего фена, видимо, не слышу звонка, потому что, завершив сушить волосы, улавливаю короткий сигнал айфона, оповещающий о новом сообщении. Пропущенный от Алекса. Глубоко вдохнув, сама вызываю его номер.

— Я тебя не разбудил? — голос ровный, немного усталый, такой же как вчера, как год назад. Непозволительно бесцветный для человека, провёдшего романтический вечер. Сущий пустяк, а дышать сразу легче. — Вернулся домой, чуть не уснул за бумагами. Даже на время сдуру не глянул.

— Я не спала, — легонько дёргаю Збышека за белоснежные усы, чтобы устроиться рядом на полу у камина.

— Тогда моя совесть чиста, — фоном слышится задушенный писк нашего холодильника. Алекс никак не выкроит время на вызов мастера. — Как тебе усадьба?

— Всё такое… — мешкаю, трогая пальцами беспричинную улыбку. — Думаю, будет правильно сказать непривычное. Тем не менее здесь очень уютно.

— Дамир тебя не слишком смутил? Общение не его конёк, но в целом он славный малый.

— Я бы сказала странный, — искренность, Юния, в отношениях главное искренность. Относись к людям так, как хочешь, чтоб они относились к тебе. — Он меня немного пугает. Мы недолго общались, но твой брат рассуждает как-то… нездорово, что ли.

— Если ты хочешь узнать, всё ли в порядке у него с головой, то заверю как специалист — абсолютно здоровых людей не существует. Тем более здоровых психически. Ему можно доверять, — я прикрываю потяжелевшие веки, привычно убаюкиваемая монотонным голосом мужа. — Не суди его строго, Дамир безобиден. Просто очень одинок, поэтому диковат немного. Поверь, ему так комфортно. Вспомни своего отца, он тоже, бывало, чудил и был строг. Одиночество ломает характер.

— Хорошо, учту, — подавляю неловкий зевок и где-то на периферии сознания ловлю тень незаданного вопроса. — Ты уже забронировал номер?

— Ещё вчера, — его тон согревают одобрительные нотки. Алекс любит, когда я проявляю участие. — В «Интуристе». Помнишь, я там останавливался в прошлом году? Шикарный вид из окна.

— Конечно. Ну всё, отдыхай, тебе рано вставать. Спокойной ночи.

— Сладких, дорогая.

Отложив в сторону телефон, принимаюсь неспешно заплетать косу. На коленях лежит вытянутая резинка для волос с пластиковыми клубничками. Подарок отца и память о самом солнечном дне моей жизни. Папа, как и Алекс работал на износ, наверное, поэтому наши редкие вылазки в кафе либо на каток так врезались в память. В тот день он впервые привёл меня в парк аттракционов. Впечатлений хватит на две жизни. Мы виделись мало, и всё же были по-настоящему счастливы. Муж ошибается, отец никогда не был одинок, у него была я, а у Дамира, получается, есть только Анисим.

— Збышек! — пытаюсь прогнать нахального кота, посмевшего покуситься на мою памятную резинку, но того запрет только раззадоривает. Усатый мерзавец попросту цапает приглянувшийся трофей и юрко забивается с ним под шкаф. — Ну, разбойник! Сейчас я тебе покажу.

За входной дверью хватаю подмеченный ещё в сумерках веник из сухих прутьев и только собираюсь вернуться в дом, чтобы выкурить обнаглевшую морду из укрытия, как та на всех парах прошмыгивает между моих ног во двор. Один перестук клубничек и слышно.

Отлично! Где теперь этого вредителя искать? — в сердцах кидаю веник в темноту. Хоть бы мяукнул! Ух, пригрела ворюгу, на свою голову.

— Кис-кис-кис… — зову, оглядываясь по сторонам. Ещё попробуй узреть чёрное в ночи! Однако удача, кажется, сегодня на моей стороне. Откуда-то из-за угла дома слышится непродолжительная возня. Ну точно расправляется с добычей!

Подстёгнутая возмущением напополам с азартом, запахиваю шаль на ночной сорочке и что есть духу срываюсь на звук. На эмоциях плевать, что не видно ни зги, жажда возмездия слепит похлеще. А ещё она напрочь вырубает все природные предохранители, потому что я, чудом обогнув выросший за поворотом колодец, с разбега впечатываюсь во что-то живое ещё до того, как мозг успевает обработать нечёткую в полумраке картинку.

— Ой, — только и выдыхаю, вздрагивая от окативших лицо ледяных брызг.

В тусклом свете, льющемся из приоткрытой двери предбанника, на меня так же ошарашенно смотрит Дамир. В руке деревянная кадка, в глазах полнейший шок. Вода с волос змеится ручьями по щетинистым скулам, собираясь во впадинах над ключицами, а оттуда стекает вниз — по рельефной груди, к узким бёдрам. Таким же ничем не прикрытым, как моя абсолютная оторопь.

Безвременник

Дамир

— Ой, — только и срывается с её губ. Ни кокетства, ни жеманства — ни одной лишней эмоции. Чиста как бутон безвременника первым снегом припорошенный. Нежный, ранимый, обманчиво хрупкий.

Кадка с мягким стуком падает в траву. Пальцы ощутимо покалывает от необходимости протянуть руку, убрать россыпь брызг, согретых бледной кожей. И что-то меня останавливает. Потому что нежны лепестки, потому что ядовиты, потому что не позволит. Пока ещё нет, но, надеюсь, уже совсем скоро.

Позволит — эхом вскидывает голову дерзость.