По остывшим следам

– Военное собрание казанского гарнизона не выдвигает нас на выборные должности. Более того, мы даже не участвуем в голосовании. Ходим – слава богу, нас еще пускают, – но без удовольствия. Неприятно чувствовать себя человеком второго сорта. В том числе поэтому мы учредили собственное собрание. Оно, кстати, умнее казанского. Среди наших офицеров много лиц с высшим специальным образованием, и зимние доклады вызывают полемику, научные споры и переписку со всей Россией. Павел Иванович вот, например, с отличием закончил физико-математический факультет Петербургского университета по естественному разряду. А сейчас готовится к поступлению в Михайловскую артиллерийскую академию.

«То-то очкарик сразу мне понравился», – подумал Лыков.

– Поэтому командующий войсками округа и не отреагировал на мои предостережения, – закончил объяснение Всеволод Всеволодович. – Ну, уж после этого я не знал, куда еще обратиться.

– А почему не сообщили жандармам?

Генерал поморщился:

– Вы общались с полковником Калининым?

– Да. Он неглупый человек.

– Не дурак, это точно, – усмехнулся хозяин кабинета. – Но интриган, каких мало. Нет, с ним иметь дело я не хочу. Вот с вами готов.

– А вдруг я тоже интриган и карьерист?

– Мне шестьдесят один год, и я уже научился разбираться в людях. Так что, Алексей Николаевич, давайте-ка выпьем чаю, пока мои контрразведчики выясняют про Фон-Самсона. И обсудим план совместных действий.

Лыкову очень захотелось выпить чаю в такой компании. Умные и деятельные люди изготавливают порох в Казани. Наконец-то у него появились достойные союзники.

Через полчаса в кабинет без стука зашел высокий и стройный капитан, тоже в очках. У этого на мундире было аж два знака: университетский и академический.

– Нашли, Всеволод Всеволодович.

– Знакомьтесь, господа, – поднялся Лукницкий. – Это коллежский советник Лыков Алексей Николаевич из Департамента полиции. Дознает хищения оружия на окружных складах. А это заведующий секретным отделом заводской канцелярии капитан Шарпантье Лев Анемподистович.

Представленные пожали друг другу руки, и все сели.

– Итак, живет у нас этот хлыщ? – осведомился у капитана генерал-майор.

– Живет как ни в чем не бывало, – ответил тот. – Сначала снимал комнату у Студёнкина из бездымного отделения. Потом перебрался к Яхьину из охотничьих порохов.

– Который Яхьин? – уточнил генерал. – Галимзян или Киямутдин?

– Галимзян.

– Это хорошо. Где сейчас квартирант?

– Три дня назад выбыл по делам в Киев, к начальству поехал[49], – сообщил Шарпантье. – Ну, он так объяснил…

– Ясно. Алексею Николаевичу требуется осмотреть комнату и вещи Фон-Самсона…

– Кого? – не понял капитан.

– Ну, этого проходимца. Так его назвал Лыков; мне нравится.

– Понял, Всеволод Всеволодович. Прикажете сопровождать?

– Да. Поищите как следует, а потом сюда на доклад. Оба!

– Слушаемся! – весело ответил за двоих сыщик. – А на довольствие поставите?

– Если отличите пироксилиновый порох Вьеля от баллистида Нобеля, кордита Абеля и пироколлодиевого пороха Менделеева – Чельцова[50], – ответил генерал. И добавил: – На ощупь, батенька, на ощупь… Или на вкус.

Коллежский советник вышел, сопровождаемый капитаном. У крыльца стоял старомодный, но крепкий ландолет[51]. Однако, подумал Лыков, у генерала все работает, как часы. И люди отборные. Посмотрим, каковы они в деле.

Дом Яхьина находился на Грязнушке, в Дальней Пороховой слободе. Пока ехали туда, Лыков спросил спутника:

– Скажите, неужели вашего отца звали Анемподист Шарпантье? Извините мое любопытство, но как-то необычно.

Капитан улыбнулся:

– Я понимаю. Мне часто задают этот вопрос. Дело в том, что отца, круглого сироту, усыновил Морис Шарпантье, потомок солдата Великой армии. Тот попал в плен и остался в России; подобных, вы знаете, были тысячи. А природная фамилия папаши – Редькин. Его отец, а мой родной дед выслужил чин статского советника, имел дом в Казани. В доме случился пожар, родители сгорели заживо. А единственного сына успели выбросить в форточку… Ну и француз пожалел ребенка, усыновил, дал образование. В итоге я теперь ношу такие странно сочетающиеся фамилию и отчество.

Хозяин дома был на смене, гостей встретила его жена. Шарпантье сказал ей спокойно:

– Мы посмотрим вещи вашего жильца. Это приказ генерала.

Татарка молча зажгла керосиновую лампу и повела гостей во внутренние комнаты.

По пути Лев Анемподистович объяснял питерцу:

– У татар чище, чем у русских. Тараканов с клопами не бывает. Поэтому многие приезжие снимают у них комнаты. В коренных татарских слободах – Старой и Новой – приезжие, конечно, не селятся. Но сейчас иноверцы свободно размещаются в Пороховых и в Адмиралтейской. И сдача комнат внаем – распространенный промысел.

В покоях жильца хозяйка поставила лампу и удалилась. А капитан с коллежским советником приступили к обыску.

Почти тут же Шарпантье нашел главную улику. Он выдвинул ящик комода, извлек из него два предмета и спросил удивленно:

– Алексей Николаевич, что это? Какие острые…

Лыков взял в руки два узких браслета с зигзагообразными кромками. Повертел и положил на стол.