По полянам и болотам. Повесть о войне с семинолами

С подписанием этого договора начались настоящие трудности и испытания для семинолов. Из своих домов они были практически выгнаны – столь велико было желание белых завладеть их плодородными землями. Большую часть обещанной им еды они не получили, так что им пришлось голодать, пока не были расчищены и засеяны новые поля на юге. Предоставленные им товары были столь низкого качества, что они отказывались от них или просто выбрасывали, а деньги под тем или иным предлогом задерживали. Самым главным предлогом подобного отношения к индейцам было то, что они не проявляли должной активности в выдаче негров, нашедших убежище на их землях.

Любой белый по своему усмотрению мог дать описание любого негра, живущего у семинолов, предъявить индейскому агенту право собственности на него. Последний предъявлял индейцам требование выдать его – в противном случае его стоимость вычиталась из их ежегодных выплат. Так свободолюбивые дикари скоро поняли, что в соответствии с тем, как белые трактуют условия договора, они берут на себя обязательство выдать, обрекая тем самым на рабство, любого мужчину, женщину и ребенка, в чьих жилах текла хоть капля негритянской крови, иногда включая своих собственных жен и детей, что они совершенно естественно отказывались выполнять.

Хотя Филип Эматла всячески старался не допускать открытого разрыва с белыми, некоторые последние происшествия сильно его беспокоили. Во время его последней поездки в Сан-Августин, чтобы получить деньги, причитавшиеся его клану, он случайно встретил Коакучи и Луи Пачеко, который в то время навещал своего друга, которые упросили его позволить к нему присоединиться. Индейцы встали лагерем недалеко от города, но им было позволено ходить по городским улицам при дневном свете – этим разрешением юноши воспользовались в полной мере. Каждый день пребывания там они исследовали старинный город и Луис, который прежде бывал здесь со своим отцом, показывал его достопримечательности менее опытным путешественникам.

Массивные серые стены форта Сан-Марко, с высоким башнями и черными пушками, высовывающимися из глубоких амбразур, произвели огромное впечатление на Коакучи, и, казалось, они никогда не устанет на них смотреть. Из внутренних же помещений он выходил, испытывая чувство ужаса, отказываясь даже заглядывать в камеры и темницы, на которые Луис хотел обратить его внимание.

Так что Дикий Кот торопливо вытащил своего друга из этого угрюмого места, и смог вздохнуть полной грудью, только когда они снова оказались на залитых солнцем полях. Намного более понравилось ему внутреннее убранство старинного собора, и он много времени провел, разглядывая украшавшие его фрески с религиозными сюжетами. Звучавшая в нем музыка и сияние свечей на богато украшенном алтаре произвело на него такое впечатление, что даже когда они вышли из него и стояли на площади, слушая колокольный звон, он долго оставался безмолвным.

Луи тоже занят был своими собственными мыслями, и, пока юноши так стояли, они не обращали внимания на то любопытство, с которым их разглядывают двое мужчин, которые несколько раз прошли мимо них. Одни из них, по имени Трап Джефферс, был работорговцем, который быстро среагировал на то, какие возможности сулит существующий порядок, а точнее беспорядок, в отношениях с семинолами. Другой, известный как Росс Раффин, хотя вряд ли это было его настоящее имя, был одним из тех беспринципных негодяев, которых встретить можно на любой границе, всегда готовых за деньги взяться за самую грязную работу, словно самые грязные хищники, и которых за это обычно называют людьми-шакалами. С этим шакалом в человеческом облике мистер Трап Джефферс провернул не одно дельце, и понял, что тот прекрасно соответствует требованиям, предъявляемым для столь грязной работы.

– Симпатичные ребята, – заметил работорговец, кивнув в сторону пары, когда впервые их заметил. – Жаль, что они инджуны. Еще хуже, что инджуны не могут быть имуществом. По мне, так нет большой разницы между ними и ниггерами. А если бы этих двоих выставить на хорошем рынке…

Тут торговец прервался, чтобы получше рассмотреть юношей и поточнее определить их цену.

– Бог мой! – воскликнул он. – Готов поклясться, что один их них инджун!

– Нет, – ответил его подельник, – один из них ниггер. Во всяком случае, по матери.

– Ты не путаешь? – спросил мистер Трап, и глаза его загорелись, как у охотника на людей, завидевшего добычу. – Кому он принадлежит?

– Сейчас никому. По крайней мере, он себя называет свободным. Живет он со своей матерью и сестрой в стране инджунов. Надо прикинуть, какие у нас шансы.

– Скажи мне все, что о нем знаешь, – скомандовал торговец голосом, дрожащим от возбуждения, и злобный блеск в его глазах разгорелся сильнее.

Когда Росс Раффин рассказал историю и существующее состояние семью Пачеко, как он его знал, тот воскликнул: