По праву любви

—  Господи, как же мне здесь найти сеньора Фарину? —  рассеянно бормотал Зекинью, запутавшись в лабиринте улиц. —  Хорошо хоть, я запомнил название отеля.

В город он вошёл поздним вечером, прохожих на улицах было немного, и никто из них, живущих на окраине, не мог сказать Зекинью, как пройти к отелю Жонатана, располагавшемуся в фешенебельном квартале, заселённом исключительно богачами.

Зекинью понял, что искать Фарину ему придётся ещё долго, а он уже валится с ног от голода, и прежде ему нужно раздобыть где—  то кусок хлеба. Но где? И как это сделать, не имея в кармане ни сентаво?

Пока он размышлял над этой непосильной задачей, его внимание привлекла необычайной красоты музыка, доносившаяся из близлежащего двора. Зекинью, как завороженный, пошёл на эту музыку, сожалея о том, что её не может услышать Зангон.

Войдя во двор, Зекинью увидел там небольшой садик, где играл патефон, но главное, где прямо под деревьями были накрыты столы, а люди —  до чего же странные! —  почему—  то не ели, а плясали как одержимые.

«Похоже, у них праздник, —  догадался Зекинью. —  И они уже наелись. Вот счастливые! А что, если я подойду к ним поближе, смешаюсь с толпой и потом незаметно присяду за стол?..»

Глотая слюни, он протиснулся сквозь пляшущую толпу и с жадностью набросился на еду, от которой буквально ломились столы.

Утолив голод, Зекинью оказался способным обратить внимание и на красивую девушку, подошедшую к столу, чтобы попить соку.

—  Ты так наплясалась, что тебе захотелось пить? —  запросто обратился он к девушке.

—  Да, —  ответила она столь же непосредственно и протянула ему стакан сока. —  Хочешь? Очень вкусный!

Так Зекинью познакомился с Эулалией.

А празднество, на которое ему повезло попасть, устроил не кто иной, как Маноло.

О подобном торжестве Маноло мечтал давно, едва ли не с самого приезда в Бразилию. Ему очень хотелось однажды собрать у себя всю испанскую общину и продемонстрировать землякам, что он сумел добиться успеха и теперь живёт на широкую ногу.

Желанный успех долго обходил Маноло стороной, а тут ему вдруг сильно подфартило. Расплевавшись с Эзекиелом, он стал искать другого партнёра, чтобы организовать с ним швейное производство, но случай свёл его с дельцом от игорного бизнеса, который и предложил Маноло заманчивую сделку. Речь шла о подпольном казино, где ставки принимались по телефону.

Маноло сразу же получил хороший аванс, а в его доме сначала появился телефонный аппарат, а потом и колесо с рулеткой. Эулалия и Соледад быстро освоили функции крупье, и семейное казино стало стремительно набирать обороты.

Львиную долю выручки приходилось отдавать боссу, который держался в тени, не засвечиваясь в противозаконных делах, а только собирая дань с многочисленных пешек, подобных Маноло. Но и в семье оставалось достаточно денег для того, чтобы жить безбедно. Маноло почувствовал себя богачом, возгордился и даже не стал забирать у Эзекиела свои швейные машинки. Когда же Камилия сама приехала к нему, чтобы решить судьбу тех машинок —  либо вернуть их, либо выкупить у Маноло, —  он рассмеялся ей в лицо:

—  Сеньора Камилия, вы обращались со мной так плохо, так бессердечно, что я не хочу иметь с вами даже самых пустяковых дел. Возьмите эти машинки даром!

Камилия всё же оставила ему деньги и предостерегла:

—  Я слышала, вы устроили у себя игорный дом, это рискованная затея. Она может кончиться тюрьмой!

—  Рискованно работать с вами! —  не остался в долгу Маноло. —  Это вы, сеньора, вышвырнули нас на улицу ни с чем. А сейчас у меня есть очень мощный и надёжный хозяин. Благодаря ему, мы зарабатываем больше, чем вы с вашим отцом, вместе взятые! Прошу вас, покиньте мой дом!

—  Я знала, что вы глупый человек, сеньор Маноло, но не подозревала, насколько глупый! —  сказала ему на прощание Камилия.

А он, выставив её за дверь, воскликнул:

—  До чего же приятно чувствовать себя богатым человеком!

Тогда—  то ему и пришло в голову устроить, наконец, грандиозное пиршество, чтобы ещё раз в полной мере испытать это необыкновенное чувство превосходства над другими, менее удачливыми, людьми.

Праздник респектабельности и благополучия удался Маноло на славу. А тут вдруг Зекинью с его затрапезным видом бродяги вздумал испортить общую картину! Маноло, увидев его среди гостей, да ещё и беседующим с Эулалией, пришёл в ярость.

—  Как ты сюда попал, босяк? —  набросился он на Зекинью, пытаясь оттеснить его к воротам. —  Это она тебя пригласила? —  кивнул он на дочь.

—  Нет, но я был бы не прочь: она очень красивая! —  озорно усмехнулся он. —  У неё грудь как коровье вымя!

Зекинью всерьёз полагал, что делает Эулалии комплимент, поскольку в тех краях, где он вырос, к коровам относились с большим почтением. Маноло же воспринял это как оскорбление его собственной дочери и пинками вытолкал Зекинью на улицу, выкрикивая при этом ругательства и угрозы:

—  Мать твоя дойная корова! Убью гада! Держите меня, иначе я его убью!..

Переночевать Зекинью решил вблизи церкви: здесь его уж точно никто не обидит, здесь он под надёжной защитой!

Но утром его растолкал грозный полицейский: