Пробьётся солнце сквозь туман, подбросит золота в карманы…Храни меня, мой талисман, хоть я не верю в талисманы.Рвану, как прежде, по прямой, лучом из полдня в вечер поздний…Ах, год две тысячи восьмой! Прошу, не строй мне високозни.Не дай мне бог сойти на нет, утратить ощущенье цели,когда вползает беспросвет в сквознячные дверные щели,когда большая цифра 0 итогом кажется угрюмо,когда затягивает боль в воронку чёрного самума.Дай бог, не вверясь февралю, остаться в теплокровной касте.Дай бог всем тем, кого люблю — одни лишь козырные масти,не слышать траурную медь, себе и всем давать поблажки…Ну а врагу — вовсю сопеть в рукав смирительной рубашки.К чему ворочать в ране нож, ломиться в занятые ниши? —былого больше не вернёшь, черновиков не перепишешь.Пять на́пять вечно двадцать пять. На пике. И на дне колодца.Порой легко предугадать, чем наше слово отзовётся.Я, так уж вышло, не змея, и сбросить кожу не судьба мне…Осталось лишь смягчить края, собрать разбросанные камни;и пусть печаль горит огнём и тает наподобье снега.Храни меня, мой метроном, не останавливая бега.
Свято место
Хоть палатку разбей у отрогов Искусства,хоть построй там гостиницу типа «Хайатта»,но увы — свято место по-прежнему пусто,оттого ли, мой друг, что не так уж и свято?!Ты, пером или кистью ворочать умея,вдохновлён победительным чьим-то примером,но увы, если в зеркале видеть пигмея,очень трудно себя ощутить Гулливером.И поди распрямись-ка в прокрустовой нише,где касаются крыши косматые тучи,а повсюду — затылки Забравшихся Вышеда упрямые спины Умеющих Круче.Но козе уже больше не жить без баяна;и звучат стимулятором множества манийдвадцать пять человек, повторяющих рьяно,что тебя на земле нет белей и румяней.Будь ты трижды любимым в масштабах планетыили трижды травимым при помощи дуста —не стучись в эту дверь и не думай про это.Сочиняй.Свято место по-прежнему пусто.