По прозванью человеки

Уже не след выделывать коленца, рядиться в грим шута, героя, мима… Грядущее — поток реминисценций, сплошной поток, и ничего помимо. Движенье к эпилогам от прелюдий победно, как весной восход светила. Найди ж отличья между тем, что будет, и тем, что сообразно фактам, было — ведь не найдёшь! Зеркальные законы. Просты сюжеты, как раскаты грома… Всё тот же дом. И сумрак заоконный. На тех же гонках — та же ипподрёма. Онегин ли, Печорин твой приятель, но в том же ты стихе, романе, пьесе. На девственную свежесть восприятий ложится зеленеющая плесень. Так и живёшь с остаточным апломбом, к стареющим привыкнув отраженьям. И дежа вю, построенные ромбом, готовят стрелы к будущим сраженьям. Лелей мечты, как мусульманин Мекку, в любую неприкаянную стужу… И коль нельзя, чтоб дважды — в ту же реку, то запросто — чтоб трижды в ту же лужу.

Вот здесь пройдёмся чуточку подробней, чтоб стала суть яснее, чем вначале: повторы счастья явно инородней любой повторно встреченной печали. И ведь не зря же говорят в народе, пора принять ту мудрость как подарок: как ни крути, беда одна не ходит. Беда серийна, словно выпуск марок. Она заденет центром или краем, толчком в плечо или ударом в спину, но к ней мы постепенно привыкаем, как лондонец — к парламенту и сплину. Печали столь знакомы и нередки: ушли одни — другие на подходе… И — всё сначала. И — возврат «каретки». Букет стократно слышанных мелодий, всё те же несходящиеся стыки, всё тот же монотонный рёв потока…

А счастье — как баран на горном пике: случайно и безмерно одиноко. Его приход, простой и однократный, случится в феврале или июне… Повторы счастья столь же вероятны, как вероятен разум на Нептуне. И выход лишь один: дождаться. Выжить. Удачи миг поймать за хвостик куцый; и счастье до последней капли выжать в сухое, словно жар пустыни, блюдце. Поймаешь — и не падай на колени, и не гадай на картах и на гуще.

Миг счастья из разряда тех явлений, которым повторенья не присущи.

All That Jazz II