По пути в бессмертие

Наталья. Да, в России у Сергея Васильевича была поклонница, которая не пропускала ни одного концерта и всегда присылала дивную белую сирень, даже зимой… (Наталья осекается, глядя на Рахманинова.) Сережа!

Рахманинов не отвечает. Его желтое лицо с закушенной в гневе губой говорит о том, что он в ужасном состоянии. Дрожащими пальцами он пытается вставить сигарету в мундштук.

Рахманинов (зло). Я совсем выжил из ума. Я кончился.

Наталья. В чем дело?

Рахманинов. Дело в том, что был музыкант и весь вышел;.

Эллис. Чем вы недовольны? Дирижером?

Рахманинов. Дирижер был безупречен. Но даже он не смог помешать мне провалить концерт.

Эллис (растерянно). Как провалить?! Вы посмотрите, какой успех!

Наталья. Ты играл замечательно! Публика…

Рахманинов (перебивая). Но ты-то, ты-то! Ты ведь консерваторию кончила! Неужели ты не заметила?

Он встает и начинает нервно метаться по артистической.

Рахманинов (продолжая). Я ведь точку-то упустил! Точка-то у меня сползла!

Фолли (растерянно). Какая точка?

Рахманинов. Поймите же, музыка строится, как собор!.. И, как в соборе, в музыке есть верхняя точка, кульминация. И если эту точку не рассчитать правильно, то своды рухнут. Вот и сегодня я точку-то смазал, у меня все и рухнуло…

Рахманинов осекся. Дверь приоткрывается, и в нее просовывается платиновая голова Флоранс с ослепительной улыбкой.

Флоранс. Господин Эллис, я здесь!

Рахманинов (Эллису). Кто это?

Эллис. Это наш известнейший критик. Мечтает с вами познакомиться.

Фолли кидается к дверям, преграждая ей путь.

Рахманинов (недовольно). Я никого не хочу видеть.

Фолли пытается выставить настойчивую критикессу. Флоранс сопротивляется и кричит поверх плеча Фолли.

Флоранс. Господин Рахманинов, я ваша страстная поклонница!

Фолли удается выставить Флоранс и захлопнуть за ней дверь.

Фолли. Маэстро, вы будете заезжать домой или мы сразу же поедем на прием?

Рахманинов. Я ни на какой прием не поеду.

Наталья. Сережа, это неудобно.

Рахманинов. Ты поезжай. А я хочу позаниматься. (Оборачивается к Эллису.) Передайте мое искреннее извинение, но я бы хотел остаться здесь, в зале, и немножко позаниматься.

Эллис (растерянно). Остаться? Позаниматься? О, конечно! (Оборачивается к Фолли и вытаскивает из кармана пачку долларов.) Надо договориться с пожарным, чтобы не выключал свет.

Наталья (мужу). Тогда я тоже останусь.

Рахманинов (смягчившись). Нет, душа моя, поезжай, а то действительно будет неудобно.

231. (Съемка в помещении.) КОНЦЕРТНЫЙ ЗАЛ. СПУСТЯ НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ.

При дежурном освещении зал выглядит мрачным и неприветливым. Единственная лампочка освещает только часть сцены. В кулисах дежурный пожарный широко зевает и потягивается. Гулко раздаются в пустом зале аккорды рояля. Рахманинов занимается. Начинается знаменитая каденция Третьего концерта. Трагические аккорды нагромождаются друг на друга, как океанские валы. Рахманинов останавливается и смотрит себе на руки. Безымянный палец правой руки разбит, из-под треснувшего ногтя сочится кровь. Он облизывает ее, снова начинает играть. Его лицо в бледном свете единственной лампочки кажется мертвым. Глаза полуприкрыты. Музыка уносит его очень далеко…

НАПЛЫВ.

ИЗ НАПЛЫВА.

232–234. (Натурная съемка и съемка в помещении.) МОСКВА. 1918 ГОД. ЗИМА. ДОКУМЕНТАЛЬНЫЕ КАДРЫ ПЕРЕМЕЖАЮТСЯ С ИГРОВЫМИ.