По расчету (СИ)

Ехать пришлось долго — поместье герцога находилось вдали от Лондона, в тишине и покое. Погода стояла прекрасная — яркое весеннее солнце грело и ласкало только начавшую пробиваться травку, нежные зелёные листики деревьев, которые пока ещё не успели вырасти, первых бабочек и звонкоголосых птичек. Яркая зелень радовала взгляд: мы проезжали мимо крестьянских полей, на которых копошились крохотные фигурки, мимо лесов, ещё пока прозрачных, но уже покрытых зелёной дымкой, ажурной вязью молодой листвы, мимо лужаек и ручейков, мимо милых деревушек. В поместье мы добрались только к вечеру, когда уже начало смеркаться. Было ещё достаточно светло, чтобы видеть очертания предметов, но цвета я различал уже плохо, когда дворецкий проскрипел: «Мы въехали на земли Его Светлости». Я прильнул к окну, чтобы получше разглядеть местность, по которой мы ехали. Темень за окном сгущалась, я видел только очертания лесов и полей, которые проносились мимо нас с достаточно большой скоростью. После объявления границы герцогской земли мы ехали ещё долго — он владел большим поместьем, в котором приют находили фермы и деревни, а его собственный дом находился в самом сердце его герцогства.

Я уже порядочно устал, когда мы подъехали к большому дому, очертания которого заставили меня тихо выдохнуть — он был в несколько раз больше моего старого родового поместья. Огромный, массивный и приземистый, с башнями и башенками, со множеством флигелей, с огромными окнами, в некоторых из которых теплился свет.

Дворецкий протянул мне руку и помог выбраться из кареты. Мне было любопытно, куда же меня поселят — в этом доме или в отдельном маленьком домике, чтобы соблюсти правила приличия. Мне казалось, что совершенно безнравственно жить в одном доме с мужчиной, который ещё даже не жених мне, а только собирается сделать предложение. Оказалось, что герцог о такой ерунде и не задумывался — меня должны были поселить в основном доме, в отдельных нескольких комнатах, которые дворецкий назвал «ваши покои». Я был смущён. Уже давно я отвык от роскоши, но даже если бы меня привезли в такое богатое и большое поместье, когда наше ещё принадлежало нам, я бы смутился не меньше.

Старик дворецкий подозвал лакеев, велел им нести мой багаж, а сам, вежливо предложив мне руку, ввёл меня в дом, несколько даже торжественно.

Всё это было неправильно. Всё не так. Не должен жених-омега переступать порог будущего мужа до свадьбы. Это альфа должен ездить к омеге, ухаживать за ним, добиваться расположения. В моей душе укоренилось чувство, что всё идёт не так, как надо, но я прекрасно понимал, что это единственный мой шанс выйти замуж. Больше никто предлагать не станет.

В гигантском холле я не мог не задержаться. Повсюду висели картины в позолоченных рамах, повсюду был бархат, красный бархат расшитый золотом. Красное дерево, лакированные поверхности, чистота до блеска. Наш дом когда-то был роскошен по понятиям обедневших аристократов. Дом моего будущего мужа показался мне дворцом короля. Он и правда был достоин короля.

Долго рассматривать холл мне не дал дворецкий — он сказал, что уже поздно, и я должен отужинать и отдохнуть с дороги. Меня долго вели по галереям и коридорам, оформленным в разных цветах, богатым, уставленным диванчиками, столиками на резных ножках, вазами с тропическими цветами. Наконец я попал в «мои покои». Они состояли из нескольких комнат. Первая комната была чем-то вроде кабинета, в котором я мог бы заниматься чтением, музыкой, написанием писем и прочим, чем занимаются богатые омеги, не имеющие нужды работать. Я чувствовал себя неловко в подобной роскоши, будто не имел на неё никакого права. А имел ли? Я даже не был супругом герцога, а комнаты мои скорее напоминали покои короля, чем бедного омеги, только приехавшего в дом.

Второй комнатой была спальня. Широкая кровать, застеленная белым и нежно-бежевым шёлком, с бархатным балдахином, расшитым золотом, вызывала скорее благоговейный страх, чем желание провести на ней ночь. Третьей комнатой была ванная, вся белоснежная, вся сверкающая. Я даже прикрыл глаза, чтобы не видеть этого блеска.

Мои вещи оставили в спальне, лакеи удалились, а дворецкий задержался, чтобы спросить, не угодно ли мне до ужина что-нибудь ещё.

— А нельзя ли… нельзя ли поселить меня в комнате поскромнее? Я привык жить в одной комнате с отцом, мне неловко одному занимать целых три…

— Прошу прощения, сударь, это приказ герцога. Я не смею ослушаться его. Вам следует быть готовым к ужину через час.