По серебряному следу. Дворец из стекла

На втором этаже на площадке широкой лестницы они уткнулись в запертую двустворчатую дверь. Джекоб без труда открыл ее вороньим крылом и ключом, но тяжелые створки отворились не беззвучно. Скрип их пронесся по тихому дому стоном какого-то громадного зверя. Лиска почувствовала, что Джекоб затаил дыхание. Оба они боялись пошевелиться, ощущая тишину как руки – руки, уши, глаза… И когда флейты заиграли быстрее, эти руки, уши, глаза вновь обратили все внимание на то, что происходило снаружи. Ниссе, похоже, играли в такт танцующим снежинкам мелодию, звучащую то шаловливо, то печально, и пели флейты о хульдрах и водяных, о моховых карликах и оседлавших гусей гномах и о тоске по весне. Казалось, тишина дрожит от гнева. Ночные музыканты делали ее слепой и глухой, но Лиска тревожилась и видела отражение своей тревоги в лице Джекоба: долго ниссе их защищать не смогут. Им следовало поспешить.

К счастью, за дверями, которые своим скрипом едва не выдали их, нашлось то, что они искали. Их взгляду открылся бальный зал, достойный любого короля, но о его былом предназначении говорили только картины на стенах. Теперь этот зал превратился в мавзолей, где вместо мертвецов покоились музыкальные инструменты. Их было такое множество, что хватило бы на несколько оркестров. Их покрывала светло-серая пудра, которую легко можно было принять за пыль, но ни Джекоб, ни Лиса не поддались этому опасному заблуждению. Эта пыль на самом деле была костной мукой, добываемой главным образом из человеческих трупов. Все ведьмы – светлые и темные – использовали ее, чтобы удерживать людей, животных и предметы в каком-то месте без всяких уз и цепей. Темные ведьмы обычно еще и подмешивали в нее некоторые неаппетитные ингредиенты, чтобы каждый, кто дотронется, тут же падал замертво.

Среди спящих инструментов обнаружилась целая дюжина скрипок, но только у двух гриф завершался лицом, какие вырезали на своих инструментах стрёмкарлены. Насколько можно было разобрать под тонким слоем пыли, обе были украшены инкрустациями из рога и кости, имитирующими пену водопадов, под которыми любили музицировать стрёмкарлены.

Джекоб достал из закрепленной на ремне маленькой сумки кисть: ручка толщиной с его большой палец, пушистая щеточка из мягкого черного волоса. Эту кисть сделала для него из шерсти своей кошки одна светлая ведьма.

– Какая из них? – спросил он взглядом Лиску.

Лисица оперлась передними лапами об окрашенную стену, чтобы обнюхать скрипки вблизи. От правой исходил запах прелой листвы и заболоченного пруда – запах нокке, мрачного родственника стрёмкарлена, сеющего своей музыкой несчастье и раздоры. А вот левая пахла кристально чистой речной водой, водяным крессом и свежей мятой.

Лиска носом указала на левую скрипку, и Джекоб тут же принялся за работу. Ночной уличный концерт вовсю продолжался и легко заглушал мягкое шуршание кисточки. Одна флейта щебетала так неугомонно, что Лиске даже стало интересно, не вино ли из бокала Джекоба все еще действует на того ниссе. Кисточка легко удаляла пыль с ценной древесины скрипки, но, когда Джекоб очищал резное лицо на грифе, флейты на улице резко смолкли.

В ночи эхом разнеслись пронзительные крики – кричали высокими, тоненькими голосками. Дом, казалось, прислушивался к ним так же, как и Джекоб с Лисой. Беспокоясь о ниссе, Лиска внезапно ощутила, что тишина вокруг нее сгустилась.

Она метнулась к дверям, прежде чем Джекоб успел ее удержать. Коротко тявкнув, чтобы отвлечь невидимых стражей от Джекоба, она прыжками помчалась вниз по широкой лестнице, а перед этим выпустила когти: пусть все слышат, как лапы царапают ступени. Джекоб терпеть не мог, когда она брала на себя роль наживки, и позднее ей придется выслушать, что он об этом думает, но несколько раз лисица таким образом уже выручала их в охоте за сокровищами.

Она добралась до последней ступеньки, когда из двери в конце просторного вестибюля вышел человек с фонарем в руке. В фонаре мерцали свечи, освещая его лицо, такое бледное и худое, словно он поднялся из собственной могилы, а одежды его несколько десятков лет как вышли из моды.

– Лисица? – Голос его звучал как инструмент без струн. Он поднял руку – из тьмы соткалась свора призрачных собак и окружила Лиску. – Прогоните ее наружу. – Слова были сказаны хриплым шепотом. Легко можно было предположить, что Гюстав Оксеншерна тридцать лет ни с кем не разговаривал.

Призрачные псы все теснее смыкали кольцо вокруг Лисы – и отпрянули, когда она поменяла обличье. Их хозяин изо всех сил старался не выказать удивления, но при виде Лиски-девушки его бледное лицо слегка покраснело.

– Зачем? – спросила она. – Все эти умолкшие инструменты, пустой, тихий дом…

Ее голос заставил призрачных псов пригнуться, словно слова разрывали ткань тишины, из которой они были сделаны.

– Предлагаю тебе превратиться обратно, – прошептал их хозяин. – Лисицей у тебя намного больше шансов добраться до ворот, пока они тебя не растерзали.