По Северо-Западу России. Том 2. По Западу России.

Соседний с собором заштатный мужской Преображенский монастырь построен в 1732 году, но сгорел и подновлен одновременно с собором; купол в монастырском храме восьмигранный, иконостас трехъярусный, окраска стен — желтое с голубым — тем резче и неприятнее, что образов очень немного, да и те, что есть — бедны. Монахов всего трое, в том числе игумен; послушников шесть. Сравнительно с этими данными, доходы монастыря, достигающие, кроме исполнения треб, 1,200 рублей, кажутся слишком большими, а бедность церковной обстановки слишком выразительной; несомненно, что для церковного благолепия своими средствами могло бы быть сделано несравненно больше.

Не далее, как в семи верстах от Невеля, по пути к Великим Лукам, экипаж остановился в селе Иванове, подле церкви, в склепе которой покоится тело знаменитого в истории пугачевского бунта Михельсона.

Если в отметках о наших боевых генералах 1812 года, составленных в штабе французской армии до начала похода, Кульнев характеризован так: «c’est Lasalle de l’armee rusae», то относительно воинских особенностей генерала от инфантерии Михельсона сказано кем-то, что он напоминает — Блюхера. Село Иваново было подарено ему с 1,000 душ крестьян Императрицей Екатериной II. Это была одна из многих наград, вызванных совершенно незаурядными, замечательно-отважными и настойчивыми действиями Михельсона по поимке, в конце 1774 года, разбойника Пугачева, державшего долгое время в страхе всю Россию. Сельская церковь стоит близ самой дороги, массивная, каменная, построенная, как говорят, на деньги Михельсона, и в нее-то, в 1807 году, привезено было тело умершего строителя, покончившего жизнь, как и подобало солдату, в походе, а именно в Бухаресте, в качестве главнокомандующего нашей дунайской армией, при самом начале наполеоновских войн. Михельсон полвека честно прослужил России и должен быть причислен к тем дворянам Лифляндской губернии, имена которых не забудутся нами в доброй к ним памяти. Хотя он не был лишен природных дарований, смелости и воинского развития вообще, но едва ли бы многочисленные его походы, многие раны, командования полками, корпусами, армией успели сделать для его имени то, что сделал пятимесячный блестящий поход против Пугачева.

Посланный в марте 1774 года в распоряжение генерал-аншефа Бибикова, ведавшего все дело умиротворения нашего пылавшего Поволжья, Михельсон начал свои первые действия подле Уфы, и уже в августе Пугачев, потерпев от Михельсона последнее поражение на юге, при Черном Яре, бежал на луговую сторону Волги, где немедленно был схвачен и выдан посланному для его поимки Суворову. Настойчивость, последовательность, отвага Михельсона поистине изумительны; сокрушая толпы за толпами, не давая своим войскам и часа отдыха, двигаясь без дорог, без мостов, без боевых, вещевых и пищевых запасов, в стране озлобленной, полной всякого сброда, инородцев, беглых казаков и освобожденных из тюрем и каторги острожников; в стране, полной пожарищ и виселиц, на громадном пространстве от Казани до Царицына, Михельсон все-таки достиг цели. Преследуя Пугачева по пятам, безостановочно, в течение пяти месяцев, он понял хорошо, что только этим способом неумолчной, безустанной погони возможно его уничтожение, так как дать Пугачеву на роздых хотя один день, значило дать ему достаточное время собрать из всякой черни и челяди новые полчища, навербовать новых «генералов» и «полковников», исчезнуть на более или менее долгий срок в бесконечности степей и неистовствовать невыразимо, выжигая города и сокрушая крепости. Важность заслуг Михельсона сказывается в наградах, полученных им: чин полковника, 1,000 душ крестьян в Витебской губернии, Георгий 3-й степени, значительная сумма денег и, скоро вслед за тем, командование лейб-кирасирским полком и дальнейшая блестящая карьера. Не забыты были и другие сподвижники. «Мое намерение есть, — писала Екатерина II к генерал-майору П. С. Потемкину, заведовавшему секретными комиссиями по отысканию виновных в мятеже, — я от вас не скрою, наградить деревнями всех тех, кои во всякой другой войне кресты бы получили». Такой деревней, дополнившей, но не заменившей Георгиевский крест, относительно Михельсона, было село Иваново, подле церкви которого путники остановились.

Еще живы люди, помнящие раскинутый здесь тенистый парк, барский дом, театр и другие постройки. Теперь от всего этого остались только четыре свидетеля: Божий храм, развалина старой ветряной мельницы, замечательно прочной кладки, некоторые следы усадьбы или замка, на берегу Иванозера, и особый род улиток, разведенных Михельсоном для борьбы с червями и насекомыми в несуществующем уже саду.