Для тех, кто посещал Валаам раньше, внутренность монастырского двора показалась поразительно пустой. Древнего храма Преображения Господня, в нижней части которого под низкими сводами почивали мощи чудотворцев Сергия и Германа, — храма, составлявшего всегда главную цель и центр посещения, нет больше: он снесен, чтобы уступить место другому, лучшему построению. Далеко кругом виднелись материалы начинаемой работы, а над тем местом, где стояли когда-то обе раки святых, где глубоко в земле почивают их нетленные мощи, стоял временный деревянный кенотаф и подле него — дежурный монах. В зимней Успенской церкви, вправо от входа, поставлены временно обе раки. Два схимонаха, не шевелясь и вдумчиво опустив головы, стояли подле них. Многие из святых икон наших имеют внешние очертания, им подобные; эти длинные черные куколи, эти аналафы с изображением нескольких Распятий, с многократно повторяемыми молитвенными изречениями; на этих людях, отказавшихся от жизни, одни только сиявшие вдоль одеяний живыми красками головки херувимчиков напоминали о жизни и её цветах, все остальное было траурных тонов, и тени от низко опущенных надо лбами куколей опускали этот траур и на бледные сухие лица. В особенности, один из этих схимонахов, с длинной седой бородой, с удивительно тонкими и правильными чертами лица, был поразительно хорош в своей аскетической, старческой красоте. Самый храм невелик; среди шести столбов под цилиндрическим сводом, образующим над алтарем невысокую круглую арку, тянется средний неф; над боковыми частями его идут галерейки, низенький четырехъярусный иконостас отливает золотом обрамлений икон по темно-серому фону; за престолом виднеется лик Богородицы в ризе; в общем, впечатление храма не особенно богатое.
Прежде чем следовать за обходом монастырской святыни и её древностей, необходимо восстановить в памяти основные черты как истории, так и характерности природы и обстановки жизни этой замечательнейшей русской обители, имеющей много сходства с обителью Соловецкой, но во многих отношениях стоящей вполне особняком. Валаам настолько своеобразен, что, сколько бы ни делали описаний, всегда будет своевременно другое описание, потому что художественных, исторических и монастырских особенностей здесь не сосчитать.
Наши монастыри — характернейшие страницы нашей истории; в каменных оградах монастырских остаются неподвижными и замкнутыми как бы особые сферы былого времени, как бы островки былого представительства того или другого столетия; в этом смысле монастыри наши — это лаги, брошенные в пучину морскую с двигающегося судна; не трогаясь с места, они определяют быстроту хода судна, с которого брошены. Сказанное вовсе не значит, конечно, чтобы при быстром шествии Державы Русской к тому, что ей назначено в будущем, монастырская жизнь, оставаясь неподвижной в каменных кольцах своих стен, являлась отсталой, чуждой жизни народной, вечно двигающейся вперед; нет, тут происходить нечто совершенно своеобразное, исключительное. Не допуская колебаний в древних уставах, придерживаясь неуклонно преданий, в полной преемственности церкви Христовой, какой была она до рокового раздробления на части, монастыри наши всегда откликались на живые нужды народные. Эти отклики были двоякого рода. В одном случае они, так сказать, постоянны, непрерывны и дают себя чувствовать единичному человеку, богат он или беден, в тяжелую минуту его жизни, ежедневно, неумолчно, повсюду; обращение страждущего духом к белому духовенству, к священнику, живущему в мире, вовсе не то, что паломничество в монастырь, где сделано все для уединения, молитвы, для общения с Божеством, для отчуждения от «земляности»; этот первый способ воздействия монастырей на жизнь людскую, как сказано, непрерывный, постоянный, будничный. Другой можно назвать, если угодно, праздничным, он наступал и наступает, и наступит тогда, когда какое-нибудь великое общенародное горе ложилось или ляжет на землю Русскую, в такие минуты, когда условия жизненные сбрасывают с мест и сбивают с толку все обычные основания государственного бытия и наступают тяжкие годы огненного очищения за ошибки былого времени, — наши монастыри служили всегда оплотами, и по ним, как зимой по веткам, восстанавливались засыпанные снегом пути. Для первого, временного способа воздействия монастырей на отдельного человека они открыты всегда; для другого, для праздничного, они распахивают грудь свой только изредка, по мере надобности, а именно в те годины испытаний, горя и страданий, когда, по словам отцов церкви, наступает «праздник очищения».