Командир полка полковник Байвид с золотым пенсне на носу сидел над картой, пощипывая свою маленькую русую бородку. Адъютант поручик Сорокин и его помощник прапорщик Колчанинов сидели за другим столом и что-то писали. Увидев меня, полковник Байвид приветливо протянул мне руку и пригласил сесть. Я поздоровался с остальными и, сев из почтительности на некотором расстоянии от командира полка, доложил ему и всем, что произошло только что в Тарнове, и в заключение подал ему германскую прокламацию. Поручик Сорокин и прапорщик Колчанинов тоже подошли и начали ее рассматривать. Полковник Байвид, прочтя надпись, добродушно расхохотался.
– Немцы приглашают в это воскресенье на музыку в Тарнов. Каково! Ха-ха-ха!
Все от души рассмеялись… Слишком это казалось невероятным и дерзким. Теперь, когда наша армия вот-вот должна была победоносно спуститься в Венгерскую равнину, когда в наших полках утроилось количество штыков, а передовая линия укреплялась в течение всей зимы – и вдруг теперь отступать! Нет, это было невозможно… Просто даже смешно.
Вечером того же дня при свете сальной свечи сидели за преферансом капитан Шмелев, прапорщик Каминский, поручик Тарасов и я. На столе около нас стояла наполовину распитая батарея бутылок пива. В разных консервах тоже недостатка не было. Приятная вечерняя прохлада врывалась в раскрытые окна. На бледном небе тихо мерцали звезды. Игра шла весело и непринужденно. Поручик Тарасов приятным баритоном напевал какой-то романс, ему подтягивал прапорщик Каминский. Капитан Шмелев сосредоточенно курил и временами отпускал какое-нибудь нецензурное словечко.
Иногда, увлеченные игрой, все умолкали и слышались только отдельные, короткие восклицания: «Семь пик!», «Восемь червей!», «Пасс!».
Было уже за полночь, когда наша пулька приходила к концу, как вдруг тишину весенней ночи нарушила сильная артиллерийская канонада. Мы с недоумением переглянулись и, побросав карты, выскочили на двор. Била наша артиллерия по всему фронту Дунайца. Вспышки выстрелов, как зарницы, мелькали то там, то сям в ночном сумраке. На неприятельской стороне мигали звездочки шрапнельных разрывов. В ответ раздались новые залпы германских батарей.
– Э-э-э, господа, наступление! – многозначительно произнес капитан Шмелев. И действительно, не успел он произнести эти слова, как подбегает к нему его вестовой Сумочка и взволнованно докладывает:
– Ваше высокоблагородие, немец переправился, приказано быть наготове!.. – В первое мгновение мы точно остолбенели, настолько была неожиданна эта роковая весть.
Первым пришел в себя капитан Шмелев.
– Поднять людей и ожидать моих приказаний! – грозно пробасил он. Все засуетились и бросились по своим местам. Пробудившийся среди ночи Повензов наполнился гамом голосов солдат, сердитыми окриками старших, бряцанием ружей… Во весь опор по главной улице Повензова промчался конный ординарец.