По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918

На следующий день, едва брызнули первые лучи восходящего солнца, как немцы по всей линии открыли сильный ружейный и артиллерийский огонь. Это был как бы знак того, что нелегальное перемирие кончилось и война снова вступила в свои права. Мы слабо отвечали.

Глава IV Великий отход

Был уже конец апреля. Наш полк стоял на отдыхе в Повензове. В последнее время замечался усиленный приток на фронте пополнения из запасных частей. Это был цвет России и, быть может, последний боеспособный резерв. И действительно, молодые, хорошо одетые и хорошо подготовленные в течение зимы солдаты выглядели бодро и молодцевато. Многие из них горели желанием попасть поскорее в бой. Теперь наш полк достиг такого личного состава, который он имел только в самом начале войны при выступлении на фронт, а именно, в каждой роте было по 250 штыков. То же самое было и в других полках. В связи с общим оживлением на фронте, а особенно благодаря несомненным признакам того, что немцы собираются переправиться через Дунаец где-то в районе нашей дивизии, нам и в Повензове не приходилось много отдыхать. Ежедневно по несколько часов в день производились строевые и тактические занятия. Но войска и без того были прекрасно обучены военному делу, большего от них и требовать нельзя было. И солдаты, и рядовое офицерство не только отлично знали и исполняли свои обязанности, но и бескорыстно умели жертвовать своею жизнью. О, если бы Россия была так же хорошо технически подготовлена к войне, как личный состав ее армии, и если бы не эта разлагающая, близорукая политика в верхах, то Россия не увидела бы горьких и печальных дней разгрома! Продолжаю, однако, прерванный рассказ. Немцы зорко следили за всеми нашими передвижениями. Их колбаса[36] целый день торчала под облаками и мозолила нам глаза. Аэропланы их бесстрашно пронизывали линию нашего заградительного артиллерийского огня и потом безнаказанно, как коршуны, реяли над расположением наших резервов, артиллерийских складов, обозов и других тыловых учреждений, сбрасывая временами тяжелые, страшной силы бомбы.

Однако и немцы не дремали. Имелись достоверные сведения, что они решили этим летом нанести России сокрушительный удар, для чего перебросили с Западного французского фронта крупные силы, дополнив их вновь сформированными частями. Сосредоточение этих сил велось в течение всей весны на варшавском направлении, но главный удар должен был обрушиться где-то на нашем Юго-Западном фронте. Наша воздушная разведка с каждым днем приносила все более и более тревожные сведения о готовящемся прорыве со стороны немцев. Наше высшее командование прекрасно о нем знало, но, увы, оно бессильно было парировать этот удар, так как в тылу у нас не было заготовлено сильно укрепленной позиции, а главное, что резервы у нас иссякли: все легло на Карпатах, и ко всему этому ясно определился недостаток в снарядах. В таком положении застала нашу армию весна 1915 года. Но, конечно, в описываемое мною время подобного рода тяжелая стратегическая обстановка могла быть известна только высшим штабам, мы же, рядовые бойцы, ничего не видевшие дальше своего окопа, могли только лишь чутьем догадываться о катастрофичности нашего положения на фронте, которое, как говорится, висело на волоске. Однако вскоре из горького опыта мы узнали и горькую же правду…

На третий день после смены с позиции и прибытия в Повензов я пригласил к себе на преферанс капитана Шмелева, прапорщика Ковальского и прапорщика Тарасова. Это было в четверг. Нужно было кое-что купить на закуску в Тарнове, кроме того, хотелось прокатиться верхом по зеленеющим полям, поэтому я отпросился у капитана Шмелева сам на несколько часов съездить в Тарнов.

Было около 11 утра, когда я на своем Каштане крупной рысью выехал из Повензова и очутился на просторе полей. Ах, как хорошо было! На мгновение я забыл, что я на фронте. Позади меня – небольшие высоты, а впереди – зеленеющая низина Дунайца с разбросанными по ней маленькими деревушками с красными черепичными крышами. Чуть левее, тоже в низине, верстах в пяти лежал Тарнов, а за ним вырисовывались смутные, но величественные очертания Карпатских гор. В синеве небес звенели жаворонки. Теплый ветерок ласково трепал меня по щекам. Спугнутый заяц чуть не из-под самой морды лошади вырвался и стрелой помчался по полю. Я почувствовал прилив молодых сил.

Дорога шла под гору, и я, пригнувшись к луке, помчался вскачь, так что только пыль облаком стояла позади меня. Когда дорога пошла ровным местом, я осадил Каштана и поехал шагом. Через несколько минут я уже выехал на шоссе, по которому до Тарнова было всего три версты. Тарнов – это небольшой австрийский городок. Теперь он весь был как на ладони со своими маленькими и большими кирпичными домами, над которыми торчало несколько фабричных труб и высились остроконечные башни костела и ратуши.