Никому раньше и в голову не приходило, что тысячеверстный фронт превратится в настоящую крепость, которую надо будет долбить орудиями всех калибров, начиная от трехдюймовых и кончая двенадцатидюймовыми. Вот почему не только солдаты и рядовые офицеры, но и высший командный состав имел очень слабое представление об этих пресловутых прорывах. Наш Генеральный штаб старался скопировать их у немцев, но нужно сознаться, что все наши попытки в этом роде в мелком масштабе и более крупном, как, например, у озера Нароч у Митавы, кончались неудачей, и исключение составляет лишь знаменитый Брусиловский прорыв, увенчавшийся полным успехом. Но при этом следует заметить, что там мы имели дело с остатками австрийской армии, не отличающейся стойкостью. Совсем не то с германцами. Их изумительная выдержка в бою, замечательная гибкость маневрирования, всецело зависящая от искусства командного состава, и полная согласованность действий пехоты и артиллерии давали им в руку победу. Но вернемся к прерванному рассказу. Положение наше с каждым днем становилось все более нервным и напряженным. Подготовка к наступлению начала принимать лихорадочный характер. Неприятельская воздушная разведка усилила свою деятельность. Целые эскадрильи германских аэропланов появлялись над нашим расположением и бомбардировали станцию и прилегающие к ней деревни, где квартировали части нашей дивизии. Наши противоаэропланные батареи энергично их обстреливали.
Бывали случаи, когда подбитый германский аэроплан, наклонившись боком, камнем летел вниз, вызывая у нас ликование, и разбивался где-нибудь в районе нашего расположения. Но на другой день, обыкновенно рано утром, снова высоко в небе назойливо гремели моторы воздушных пиратов, зловеще шипя пели в воздухе сбрасываемые бомбы, тяжко ухали их разрывы, потрясая всю окрестность. Некоторые бомбы причиняли нам немалый вред, разбивая поездные составы, разрушая и зажигая огромные склады боевых и продовольственных припасов и каждый день унося десятки человеческих жертв, убивая лошадей в обозах и в артиллерии. Одна шальная бомба угодила как-то раз в самую середину возвращавшейся с работы роты нашего полка. После страшного взрыва, окутавшего несчастную роту облаком черно-бурого дыма, от нее не осталось и половины… Одним словом, наш «стратегический резерв» в глубоком тылу стал напоминать настоящий фронт. Жизни нашей ежедневно начала грозить смертельная опасность от воздушного врага, от которого у нас не было никакой защиты. Дни нашего покоя и отдыха, казалось, были сочтены, и война со всеми своими ужасами, громом, страданием и кровью снова явилась перед нами грозным призраком, тревожа и устрашая нас, точно призывая нас вновь на свой отвратительный кровавый пир… Прощайте дни покоя, дни бодрости и веры в обаянии радостной, нежной весны 1916 года!
В сердце еще звучат отголоски торжествующего гимна, пробуждающейся жизни, маня молодые силы в прелестные, светлые дали. Прощайте! Как сказочный, чудный сон, вы остались позади… Уже горизонт заволокла тяжелая свинцовая туча, померкло солнце жизни… Уже чудятся далекие раскаты грома… Уже чувствуется дыхание страшной грозы… Довольно, Родина зовет нас исполнить свой последний долг… День и ночь один за другим через нашу станцию проходили составы с орудиями, боевыми и продовольственными припасами и воинские эшелоны. Наконец, настала и наша очередь.