По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918

Этот постепенно созревавший душевный перелом был следствием утомления войной. Нервы у всех истрепались. Тяжелые неудачи на фронте, измена, смещение Верховного главнокомандующего Николая Николаевича, неурядица в тылу, усиление пагубного влияния Распутина, уговаривавшего со своими приспешниками царя Николая II заключить с Германией сепаратный мир, – все это возмущало душу, колебало веру в победу и создавало в армии опасные настроения.

Но, по-видимому, патриотические течения брали еще пока верх. Сам Николай II стал во главе армии, а начальником Генерального штаба был назначен престарелый, но умный генерал Алексеев. Россия готовилась к решительной летней кампании.

Так прошла зима 1916 года. Повеяло весной. Снег начал быстро сгонять. Вместе с благодатным веянием весны в наши души точно влилась свежая, бодрящая струя. Явились новые настроения, рисовались радужные перспективы, особенно в связи с упорно циркулировавшими слухами о том, что скоро предстоит царский смотр и что после смотра наш корпус отойдет в стратегический резерв. Это уже было так хорошо, что мы отказывались верить такому счастью.

Попасть в стратегический резерв означало то, что нас должны были увести верст за сорок от фронта и расположить вблизи какой-нибудь железнодорожной станции, где нам предстояло пробыть месяца два.

Конечно, мы все хорошо понимали, что перемещение в стратегический резерв такой крупной боевой единицы, как корпус, указывало на то, что затевалась нашим командованием какая-то серьезная операция, но какое нам было до нее дело? Что там будет когда-то! А пока судьба дарует нам возможность мирно и спокойно прожить в глубоком тылу целых два месяца.

Ах, какое это счастье!

Слухи нас не обманули. Однажды в конце марта, когда снег уже совсем сошел, наш полк получил приказ привести в порядок обмундирование и снаряжение и выступить из Подлесеек. Аналогичный приказ получил также и 18-й Вологодский полк нашей дивизии, костромичи и галичане оставались на позиции. Выступили на рассвете и, пройдя верст 15, остановились неподалеку от какого-то небольшого именьица, где, судя по телефонным столбам, помещался штаб нашего корпуса.

Вскоре подошли и вологодцы. У всех, разумеется, было повышенное настроение. Ждали царя с нетерпением и, можно сказать, с воодушевлением.

Как-никак это посещение царем прифронтовой полосы было для нас целым событием. Нас выстроили спиной к фронту и перпендикулярно дороге, причем на правом фланге стал наш полк с оркестром. Все три батальона выстроились в одну линию с пулеметной командой и командой разведчиков на левом фланге. Еще левее стали вологодцы. Не прошло и часа после нашего прибытия, как наш командир полка полковник Бойвид засуетился и скомандовал «Полк, смирно!». Из имения рысью выехала группа всадников. Это был начальник нашей дивизии генерал Ткачевский вместе с командиром корпуса в сопровождении своих адъютантов, начальников штаба и конных ординарцев позади.

Поравнявшись с фронтом нашего полка, все они осадили лошадей и поехали вдоль фронта шагом. Командир корпуса поочередно здоровался с каждым батальоном в отдельности. Это был тот самый честолюбивый генерал, который хотел отличиться перед французским делегатом взятием Барановичей и загубил целую дивизию. Я смотрел на него в упор с ненавистью и презрением.

Прождали еще часа два. Погода стояла пасмурная и сырая, чуть-чуть моросил мелкий дождик. На фронте временами глухо громыхало. Наконец, по дороге из-за пригорка показалось несколько крытых, блестящих автомобилей. На мгновение всколыхнулась эта сплошная, однообразная масса людей в серых шинелях, и торопливо бросили курить и разговаривать.

Раздалась команда «Смирно!», и все застыло. Музыка заиграла полковой встречный марш. Николай II, одетый в обыкновенную походную офицерскую форму, вышел из автомобиля и в сопровождении командующего нашей армии генерала Леша, героя Русско-японской войны, и прочей своей свиты начал обходить фронт нашего полка, здороваясь по очереди с каждым батальоном отдельно. Николай II иногда останавливался около какого-нибудь заслуженного солдата, увешанного медалями и Георгиевскими крестами, и ласково расспрашивал героя о совершенных им подвигах.

Со времени производства нас в офицеры 12 июля 1914 года я больше не видел царя и потому теперь с напряженным любопытством вглядывался в его лицо. Оно мне показалось усталым и пожелтевшим. Но добрые глаза смотрели по-прежнему спокойно, ласково и приветливо.

Обойдя фронт нашего и Вологодского полка, царь вышел на середину против фронта и, чуть-чуть возвысив голос, сказал небольшую речь, в которой поблагодарил нас за боевые труды и подвиги в борьбе с упорным врагом и выразил надежду, что мы и до конца останемся верными сынами своей Родины. Царь сделал нам под козырек и неторопливой походкой направился к своему автомобилю.

В ответ грянуло могучее «ура». Музыка заиграла «Боже, царя храни!». Николай II сел в автомобиль и уехал со своей свитой, а громкое «ура» еще долго неслось ему вслед…