По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918

– А дальше, как и следовало ожидать, тяжелая, кровавая развязка… Немцы, конечно, не зевали; они выслали из Барановичей навстречу разрозненной сорок второй дивизии свою свежую дивизию и повели стройное, как на параде, контрнаступление, охватывая части сорок второй дивизии с обоих флангов. В результате части сорок второй дивизии окончательно смешались и начали в панике отступать, оставляя на поле сражения тысячи раненых и убитых. Почти вся она была таким образом уничтожена, и жалкие остатки ее едва успели спастись в прежних окопах лишь благодаря энергичной поддержке нашей артиллерии.

Эх, мерзавцы, мерзавцы! Сами же роют могилу своей Родине.

На глазах у прапорщика Муратова блестели слезы…

Так наступила зима 1915–1916 годов. Боевые действия замерли, и война приняла позиционный характер. Белый снежный саван покрыл землю; пятнами отчетливо выделялись разбросанные деревушки, чернели на горизонте неясные контуры лесов. Наши и германские окопы едва можно было отличить из-под снега и то только благодаря неровной линии проволочных заграждений, которые темной змейкой ползли вправо и влево. Все было мертво и безлюдно вокруг, и только кое-где струившийся над окопами дымок свидетельствовал о том, что где-то там, под этим холодным, снежным покровом есть люди, есть жизнь, странная, тяжелая окопная жизнь.

Не стану останавливаться на ней, она хорошо известна читателю. Днем мертвящую тишину нарушал с чьей-нибудь стороны редкий ружейный выстрел, да временами проносился гром артиллерийской очереди.

Никто не смел показаться на поверхности окопа, так как на белом фоне снега отчетливо выделялась человеческая фигура, и меткая пуля, взвизгнув в воздухе, впивалась в свою жертву Ночью наш прожектор, стоявший где-то за Адаховщиной, до самого рассвета, то потухая, то зажигаясь, медленно водил своим глазом, и яркий световой сноп, совсем узенький у самого прожектора, расширялся к концу и скользил по поверхности земли, ярко освещая все встречающиеся по пути предметы. Временами вся местность далеко вокруг освещалась германскими ракетами, которые высоко взвивались вверх и падали вниз красивыми, яркими звездами. Вся наша жизнь протекала на пространстве между окопами и Подлесейками. Заступления на позицию чередовались с отдыхом в Подлесейках, которые после холодных, узких окопов с нависшей над ними постоянной опасностью казались нам настоящим раем. Немцы нас ничем не тревожили и преспокойно себе зимовали в своих хорошо оборудованных, сильно укрепленных окопах.

Эта наступившая с обеих сторон полная пассивность, по мнению нашего начальника дивизии генерала Ткачевского, воображавшего из себя большого стратега, гасила боевой дух его, как он выражался, «стальной дивизии». Поэтому он время от времени отдавал приказ какому-либо полку своей дивизии, стоявшему на позиции, произвести боевую разведку ротой с непременным условием добыть пленных.

Можно себе представить всю безрассудность и жестокость подобного рода приказов! Как на потеху, ночью бросались две сотни несчастных, обреченных людей на колючую неприятельскую проволоку… На каких-нибудь полчаса на фронте происходило столь желаемое генералом Ткачевским «боевое оживление», трещали германские пулеметы, одна за другой взвивались ракеты, рвались ручные гранаты, грохотала очередями артиллерия… Но вот кровавое представление кончено… Все утихло. Остатки разведывательной роты рассеиваются, и деморализованные, озлобленные на начальство солдаты скрываются в свои окопы, а вблизи неприятельских заграждений остаются несколько наших убитых и десятка два тяжелораненых, которых подбирали потом германские санитары.

Часто вопли этих несчастных жертв доносились до нас, и сердце наше обливалось кровью…

О, если бы мог слышать эти вопли сам генерал Ткачевский – этот пустоголовый честолюбец, которого, кстати сказать, мы никогда не видели в окопах! Да, господа русские генералы, нельзя было так безрассудно и жестоко швырять человеческими жизнями, когда этого совершенно не требовала боевая обстановка, как это делали вы в минувшую мировую войну!

Германцы шутя отбивали эти смелые вылазки с нашей стороны. Но, в конце концов, как надоедливая муха, мы вывели их из терпения, и они однажды решили нам отомстить. На позиции стоял 19-й Костромской полк нашей дивизии. На правом его фланге наша главная укрепленная линия отходила коленом назад, так как в этом месте река Шара делала крутой изгиб. Для наблюдения за противником на ночь вперед на небольшую возвышенность, находившуюся как раз против разрушенной деревни Якимовичи, выставлялась сторожевая застава из одного взвода. Место расположения заставы было совершенно не укреплено и от нашей передовой линии находилось на довольно значительном расстоянии. Существовала только телефонная связь с той ротой, от которой застава выставлялась. Таким образом, над заставой висела постоянная смертельная опасность быть в одну прекрасную ночь уничтоженной противником.