По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918

Так оно и случилось. Немцы до поры до времени оставляли в покое заставу, но не выпускали ее из виду и готовили костромичам неожиданный сюрприз. В роковую для себя ночь люди заставы привыкли к тому, что здесь немцы не тревожат, в полной уверенности, что и на этот раз все сойдет благополучно, беспечно завалились себе спать в своих землянках, положившись на бдительность выставленного караула и часовых, а какой-то там прапорщик, начальник заставы, умудрился даже раздеться и лечь спать как ни в чем не бывало в одном белье, потому что ему, видите ли, было жарко в землянке.

Ночь была туманная и темная. Немцы в количестве полуроты незаметно подкрались и без выстрела бросились на нашу заставу. Поднялась невероятная суматоха, крики, беспорядочная стрельба. Сонные солдаты, разбуженные криками и стрельбой, обезумев от ужаса, выскакивали из землянок и тут же закалывались германцами или уводились в плен. Сам герой этой непростительной халатности – прапорщик едва успел убежать в одном белье.

По всей нашей линии поднялась тревога. Затрещали пулеметы, открыла огонь артиллерия. Словом, поднялась такая суматоха, что получилось впечатление настоящего наступления. Из штаба дивизии непрестанно звонили и спрашивали, в чем дело. А горсточка немцев, наделавшая столько шума, преспокойно убралась себе восвояси, и стрельба вскоре затихла. От заставы же осталось только десять человек, остальные двадцать были или заколоты, или уведены в плен.

Бедный прапорщик, перепуганный чуть не до смерти случившимся, едва не попал под суд.

Укрепившись как следует на Восточном русском фронте, германцы решили, что если им и не удалось совершенно уничтожить русскую армию, то во всяком случае она надолго обезврежена. В силу этого соображения германский Генеральный штаб начал усиленную переброску войск на Западный фронт с тем, чтобы нанести решительный удар Франции. В результате начались ожесточенные и упорные бои у Вердена – этого ключа к Парижу. Французы, сознавая, что решается, быть может, участь всей войны, а вместе с ней и Франции, защищались с отчаянным мужеством. Немцы напрягали все усилия, чтобы взять Верден. Из рук в руки переходили отдельные форты крепости. Лучшие германские полки полегли на подступах к этой твердыне Франции. Вильгельм отдал приказ взять Верден во что бы то ни стало. Весь мир с замиранием сердца следил за этой мертвой схваткой двух злейших врагов. Франция изнемогала… Силы ее иссякали, между тем как германцы бросали на Верден все новые и новые свежие части, снятые с русского фронта.

Приближалась трагическая развязка… Франция обратилась к России с мольбой о поддержке. И вот опять русская армия, еще сама не оправившись от только что пережитого разгрома, донельзя измученная и обессиленная, решила протянуть братскую руку помощи своей погибающей союзнице. Совершенно неожиданно для немцев на нашем Северном фронте в ночь под Рождество, несмотря на страшную метель, латышские стрелковые части, одетые в белые халаты, вдруг перешли в стремительное наступление на Митаву и, взяв с налету все три сильно укрепленные линии германских окопов, прорвали фронт и продвинулись в глубину почти на сорок верст. Одновременно с этим в других частях нашего громадного фронта произошли грозные демонстрации. Произошло чудо: получилось впечатление, что русская армия, которую немцы уже считали парализованной и неспособной на долгое время к активности, вдруг ожила и переходит в общее наступление. Германский штаб забил тревогу. Переброска войск с Восточного фронта на Западный была приостановлена, огромные силы германской армии оставались прикованными к русскому фронту, и самим германцам пришлось потратить немало усилий, чтобы ликвидировать опасный литовский прорыв, который грозил свести на нет все достижения немцев весенней и летней кампании 1915 года. Таким образом, благодаря своевременной самоотверженной помощи русской армии Верден удержался и еще раз, вторично за эту войну, Франция была спасена Россией.

Боевые операции под Верденом затихли, а вместе с ними окончилось напряженное состояние и на нашем фронте, и обычная позиционная жизнь пошла своим чередом. Так томительно-однообразно текли месяцы зимней кампании. Монотонная ненормальная жизнь, отсутствие свежих впечатлений начали вызывать болезненное душевное состояние, нечто вроде какого-то отупления. Я чувствовал, что начинаю задыхаться в этой отравленной атмосфере войны. Закаленное в лишениях тело было здорово и крепко, как железо, но в душе нарастал какой-то мучительный психологический процесс.

Одни и те же лица, одна и та же обстановка действовали раздражающе. И Подлесейки, и Адаховщина, и окопы, и самая война вызывали физическое отвращение и смутное, неосознанное еще и затаенное озлобление против тех, кто вызвал эту кровавую бойню.