По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918

После тяжелого поражения наших армий летом 1915 года и отхода их в глубь страны, германцы были уверены в том, что Россия уже не в состоянии будет оправиться от полученного удара, тем более что немцы прекрасно были осведомлены о внутреннем положении России. Они хорошо знали, что русский народ, истомленный войной, жаждет мира, а в правительственных сферах у подножия царского трона шла ожесточенная борьба за мир. Хитрый Вильгельм решил, что наступил подходящий момент для переговоров, и предложил Николаю II заключить выгодный для России сепаратный мир, причем даже Дарданеллы – этот камень преткновения для всех великих держав – обещал сделать открытыми для России. Но сколь ни соблазнительны были эти условия, Николай II не решился изменить союзникам и принять этот позорный мир, и в ответ на унизительное предложение Вильгельма Россия сама начала готовиться к решительному удару.

Великая, но технически отсталая страна напрягала свои последние силы в борьбе с жестоким и упорным врагом. Пробил последний час для России; лето 1916 года должно было решить участь всей войны, а вместе с ней и нашей дорогой Родины.

Это была последняя ставка. Все это чувствовали. И даже разлагавшийся, трусливый тыл окреп, и зашевелился, и начал организовываться. И в нем нашлись сильные патриотические течения, нашлись энергичные люди, которые подняли свой голос за Россию. Мобилизовалась промышленность, жертвовались огромные суммы на войну. Более чем когда-либо упрочились дружба и связь с союзниками, которые в спешном порядке в огромном количестве начали доставлять нам вооружение и боевые припасы, особенно же снаряды. Истощенная и наполовину уничтоженная русская армия конца 1915 года теперь уже, то есть к лету 1916 года, снова пополнилась людьми и снаряжением и представляла собой уже грозную силу, готовую вот-вот вступить в решительный бой с врагом.

Германцы с тревогой следили за этим возрождением русской армии, за этими грандиозными приготовлениями. Теперь Гинденбург думал не о том, как бы окончательно уничтожить нашу армию и принудить Россию к миру, а о том, чтобы удержать за собой все эти огромные захваченные пространства Польши и Прибалтийского края. Германский Генеральный штаб, опасаясь решительного наступления с нашей стороны, держал на Восточном фронте огромные силы, а германские оборонительные линии были превращены в настоящую крепость с железобетонными сооружениями с лисьими норами[49], с целыми полями минных и проволочных заграждений, с многочисленными противоштурмовыми батареями легкого калибра и всеми новейшими оборонительными приспособлениями современной техники.

Уверенность немцев в неприступности своих позиций была так велика, что тут же, около окопов они устраивали огороды, местами проводили электрическое освещение, а офицерские землянки превращали в настоящие комфортабельно обставленные подземные квартиры.

Но, несмотря на все это, наше Верховное командование решило в нескольких местах попытаться прорвать германский фронт. Первый удар был нанесен противнику в Галиции на нашем Юго-Западном фронте, и гром победы знаменитого Брусиловского прорыва прокатился по России, вызывая восторг русских людей и удивление врага. В первые же дни майского прорыва наши части глубоко продвинулись в тыл австро-германского расположения, захватывая десятки тысяч пленных и множество орудий и пулеметов. Удар был так неожидан и стремителен, что германское командование растерялось, и австро-германцы, преследуемые нашими частями, продолжали в панике безостановочно отступать.

Таким образом, Галиция снова стала ареной жестоких, кровопролитных боев. Тем временем как успешно развивалось наше наступление в Галиции, на нашем Западном фронте тоже начались приготовления к решительному бою. Уже начиная с июня месяца можно было заметить признаки готовящегося наступления.

В наш полк прибыло многочисленное хорошо обученное пополнение, увеличившее полк чуть ли не в два раза, так что даже был сформирован четвертый батальон.

Недалеко от места расположения полка саперными частями была устроена сильно укрепленная полоса с тремя линиями окопов, и мы ежедневно обучались наступлению волнами и взятию укрепленной полосы таким же точно способом, как это делали германцы в своем генеральном наступлении 1915 года, то есть прорвавши в каком-нибудь участке фронт и бросив туда значительные силы, вели в дальнейшем волнообразное наступление.

Нашим войскам, привыкшим к полевой войне, где маневрирование играет первостепенную роль, очень трудно было освоиться с этим новым фазисом современной войны, который выдвинула сама жизнь.