По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918

Но, увы! Этот голос был жалким воплем обреченных на гибель людей. Высунувшись из окопа, я взглянул назад, и сердце мое замерло. Я понял, что мы действительно погибли. Мы остались одни… Впереди наступали германцы, а позади нас было лишь пустынное мертвое поле, изборожденное бесчисленными воронками и усеянное трупами убитых… Так и осталось крикнуть в этот предательский тыл: «Будьте прокляты все вы, которые загнали нас сюда без всякой поддержки, и своей нераспорядительностью, тупостью, трусостью и бездарностью не сумели удержать победу в своих руках и обрекли нас на верную гибель!» Между тем германские цепи как грозная лавина быстро подвигались к нам; артиллерия противника открыла страшный огонь по своей третьей линии, где мы засели, и в довершение ужаса наша артиллерия, не имея с нами никакой связи, в уверенности, что третья линия еще не взята, в свою очередь, тоже стала нас громить. Наступила трагическая минута. Раздались отчаянные крики, брань и проклятия обезумевших от ужаса солдат. Положение стало невыносимым. Нас громила спереди германская артиллерия, а сзади – наша. Началось неописуемое смятение. Еще каких-нибудь полчаса тому назад эти безвестные герои своей грудью через море ужаса и крови прокладывали путь к славе и чести России, теперь же эти люди, беспомощные и жалкие, в панике искали спасения от отовсюду наступающей на нас смерти… Началось беспорядочное, трагическое отступление. Бежали по остаткам ходов сообщений, на мгновение падали в воронки, снова бежали с дикими выпученными от ужаса глазами, не слушаясь никаких команд, запутываясь в проволоке. А германские снаряды со страшным воем резали воздух и добивали остатки наших отступавших частей. Люди гибли как мухи… Передовые германские цепи бросились в контратаку, и в короткое время весь Фердинандов нос, то есть все то пространство, которое было захвачено нами ценой таких огромных жертв и нечеловеческих усилий, снова перешло в руки торжествующего врага. Едва дыша от изнеможения, усталый и разбитый, с чувством безграничной горечи, отчаяния, досады, злобы и уныния, то припадая к земле, то снова перебегая и перескакивая из одной воронки в другую, достигал я уже наших проволочных заграждений с горсточкой каких-то незнакомых мне солдат разных полков. Но едва я приподнялся, чтобы пробежать еще несколько шагов, как вдруг страшный мгновенный свист и шум неприятельского снаряда поразил мой слух, в ту же секунду перед глазами мелькнула белая молния… Что-то черное взвилось над землей… оглушительный треск… и в то же мгновение я почувствовал, как что-то с невероятной силой рвануло меня за кисть правой руки и ударило в грудь и в голову… В глазах потемнело, и я свалился на дно воронки, из которой хотел выскочить, и с той самой секунды душа моя точно погрузилась в холодный мрак могилы, куда уже не проникал яркий блеск июньского дня, куда не доносились грохот, крики и стоны боя и где не чувствовались собственные страдания… Я стоял уже у врат потустороннего мира, и чудилось, что светлый ангел мира и любви с кроткой лучезарной улыбкой на устах скорбно смотрел на эту новую жертву человеческой ненависти, злобы и безумия… Тяжело раненный, я лишился сознания…

Неудача прорыва под Барановичами имела решающее значение для всего дальнейшего хода войны. Это была последняя ставка императорской России в борьбе с Германией. Действия на Юго-Западном фронте должны были носить только демонстративный характер, главный же удар был намечен под Барановичами.