По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918

Однако огонь австрийцев был настолько губительный, что не было больше никакой возможности продвинуться вперед ни на один шаг. Без всякой команды солдаты один за другим легли на землю и, отстреливаясь, начали окапываться, чтобы хоть немного предохранить себя от этого града пуль. Уже совсем рассвело, но бой продолжал кипеть по всему фронту. До австрийских окопов было не более пятидесяти шагов. Сквозь прозрачную дымку утреннего тумана можно было различить торчавшие из окопа кепи австрийцев и зловещий ряд неумолчно трещавших ружей. Каждую минуту можно было ожидать, что австрийцы перейдут в контратаку. Сквозь ружейную трескотню слышались со стороны австрийцев возгласы: «Русь, сдавайся!» Очевидно, австрийцы считали себя уже победителями. Но вдруг левее нас послышалось отдаленное «ура». У меня на сердце отлегло. «Слава богу, наши пошли в атаку, – подумал я. – Теперь победа за нами». И действительно, австрийцы начали нервничать. Огонь хотя и не ослабел, но пули редко ударялись об землю, а больше летели вверх. Это уже было признаком того, что у австрийцев начинается паника. Наши солдаты воспрянули духом и готовы были уже броситься вперед. Между тем громовое «ура», как могучая волна, неслось к нам слева все ближе и ближе… Его подхватывали все новые и новые бойцы… Сердце радостно билось. Вот он приближается, этот чудный миг победы, когда забываешь боль, ужас смерти, минуты отчаяния, убитых товарищей… Кажется, все готов отдать за этот сладкий миг. Да, победа! Победа! Вот она!.. «Ура» уже докатывалось до нас… Сначала поодиночке, потом по несколько сразу австрийцы начали выскакивать из своих окопов и бежать назад, бросая ружья…

Как будто электрическая искра пробежала по этой живой нитке обреченных на гибель людей. Все без слов поняли, что момент атаки уже наступил. Победоносное, радостное «ура» пронеслось по цепи, и солдаты с ружьями наперевес бросились в атаку. Австрийцы выскочили из окопов и, сбиваясь в кучи, точь-в-точь как стадо баранов, обратились в паническое бегство по всему фронту. Все поле влево и вправо было покрыто густыми толпами отступавшего в панике врага. Через минуту мы вскочили в австрийские окопы.

– Давай пулемет! – кричали солдаты, опьяненные успехом. Тотчас откуда ни возьмись перед моим носом очутился молодец Василенко со своим пулеметом. Не прошло и нескольких секунд, как заработал пулемет, а вслед за ним на левом фланге открыл огонь другой наш пулемет – Саменко. А тут еще наши батареи стали бить по отступающим шрапнелью. Поражение австрийцев было полное. Они бросались в разные стороны, ища спасения от нашего огня. В этот момент ко мне, запыхавшись, подбежал какой-то солдатик с вспотевшим красным лицом и проговорил:

– Командир батальона приказали наступать дальше!

Я сейчас же отдал распоряжение прекратить стрельбу, и мы цепью бросились преследовать врага. Весь путь отступления австрийцев был усеян убитыми и ранеными; валялись ружья, котелки, пачки и целые цинковые ящики патронов, рыжие ранцы, окровавленные бинты. Десятки австрийцев, отстав от своих и подняв руки, сдавались нам в плен. Наше преследование сделалось каким-то триумфальным шествием.

Так, без задержки, цепью, минуя небольшие селения, мы прошли несколько верст. Наконец, когда противник окончательно скрылся из вида, наш полк остановился, чтобы привести себя в порядок после такого блестящего дела.

В довершение радости пришло известие, что Сандомир взят нашими войсками, и противник, оставив оборонительную линию Сана, поспешно отходит по всему фронту.

У деревни N наш полк построился у дороги в резервную колонну в ожидании командира полка. Убыль в полку была громадная. Осталась только половина людей. На всей этой живои массе лежал отпечаток только что пережитого страшного боя. Сырые шинели были запачканы грязью и изорваны, у некоторых виднелись темные пятна засохшей крови, из-под помятых фуражек выглядывали землистого цвета, загрубелые в боях, небритые лица, то мужественные, усатые, бородатые и серьезные – это лица запасных, то молодые, улыбающиеся, полные жизненной энергии и силы – это лица солдат действительной службы.

Я окинул взглядом свою роту, с которой мне приходилось теперь делить боевые труды. Ряды ее тоже сильно поредели. Я приказал подпрапорщику Бовчуку подсчитать потери. После подсчета оказалось 37 раненых и 11 убитых, а перед наступлением в роте было около 120 человек. К счастью, Саменко, Василенко и прапорщик Муратов остались невредимы. Мой вестовой Клопов, который во время боя не отставал от меня ни на шаг, был легко ранен в левую руку, немного ниже локтя. Несколько раз я ему советовал пойти на перевязочный пункт, но он только улыбался и беззаботно приговаривал: «Ничаво, ваше благородие, и так сойдет!» Теперь он стоял сзади роты вместе с санитарами и ротным фельдшером Лопухиным.