Однако через некоторое время картина бивуака резко изменилась. Позевывая и крестясь, солдаты начали примащиваться где кто мог: кто на кучке соломы, кто, укутавшись в шинель и подложив под голову вещевой мешок. Скоро весь бивуак спал мертвым сном.
Я чувствовал себя страшно усталым, и поэтому, бросив еще один рассеянный взгляд на затихший бивуак, я усталой походкой потащился к маленькой деревушке, расположенной неподалеку. В небольшой чистенькой комнатке меня уже ожидал прапорщик Муратов, а в соседней наши денщики хлопотали около обеда.
С особым удовольствием я растянулся на своей походной кровати. Сладкая истома разлилась по всем моим членам. Отяжелевшие веки сами собою слипались. Но едва только желанный сон коснулся меня своими незримыми, легкими крыльями, как я услышал голос прапорщика Муратова, звавшего меня обедать. Действительно, за столом в ожидании меня уже сидел прапорщик Муратов. Я вскочил с кровати, подсел к столу и принялся за обе щеки уплетать борщ, который показался мне особенно вкусным. После обеда я заснул как убитый. Не прошло и часа, как мой верный Франц уже тормошил меня чуть не изо всех сил.
– Ваше благородие, уже полк собирается!..
Я быстро одел свою довольно старенькую солдатскую шинель с офицерскими погонами защитного цвета, поправил пояс с револьвером и вышел.
То место, где расположился на отдых полк, было похоже теперь на муравейник. Все зашевелилось. Кто торопился получше приладить свое снаряжение, кто спешил выкурить перед походом цигарку. Отдохнувшие и поспавшие люди чувствовали себя освеженными и бодрыми. От лишений и ужасов минувших дней не осталось и следа, все было забыто, точно ничего этого и не было. Солдаты собирались в поход весело и живо, точно на маневрах; и только отдаленная, чуть слышная канонада, похожая на рычание где-то за лесами и холмами притаившегося чудовища, напоминала о грозной, кровавой войне. Но вот послышались команды. Солдаты засуетились еще больше и вскоре начали выстраиваться шеренгами против ружей, составленных в козлы. Вскоре все затихло. Командир нашего батальона скомандовал «в ружье». Солдаты быстро разобрали ружья, и вслед за тем полк выстроился в резервную колонну. Через несколько минут командир полка в сопровождении адъютанта и двух ординарцев галопом подъехал к полку и с бесстрастным выражением лица пожелал успеха в дальнейшем наступлении. Затем он скомандовал: «Полк, вперед!» и сам со своим штабом крупной рысью выехал вперед.
Безмолвно, но бодрым шагом потянулись рота за ротой по грязной размокшей дороге. Впереди и с боков от колонны полка, точно щупальца, шли дозоры.
Целый день мы беспрепятственно, почти без отдыха наступали по следам в панике убегавшего врага. Вперед была пущена кавалерия, которая геройскими налетами вызывала еще большее замешательство австрийцев, отбивала у них обозы и захватывала целые батареи в полной запряжке.
По пути, в особенности у переправ через небольшие речонки, попадались груды вывороченных и изломанных повозок, среди которых валялись изуродованные трупы австрийцев; убитые или задушенные в общей свалке лошади с раздутыми животами, с оскаленными зубами и безобразно торчащими кверху ногами выделялись своими темными, тяжелыми тушами на фоне этой страшной картины смерти и разрушения.
Первое время я не мог смотреть без отвращения на эти изуродованные трупы раздавленных и изрубленных шашками людей, торчавших из-под обломков исковерканных повозок. Жуткий холод пробегал по спине. «Вот какой ужасной ценой даются нам наши славные победы, удивляющие весь мир!» – думал я. Однако чувство сентиментальности ненадолго овладевало мною. Невольно пришли мне на память известные слова «La guerre, comme la guerre»[12]
. Я легко стряхнул с себя неприятное ощущение, которое вызывал во мне вид этих разбитых повозок и изуродованных трупов, и уже потом не обращал на них внимания. Внешние впечатления, несмотря на всю их отвратительность, сглаживались сладким опьянением победы и настойчивым, неудержимым порывом вперед.Какие это были счастливые дни! После упорных ожесточенных боев у реки Сан, враг был сломлен и в панике отступал перед нашими победоносными войсками, которые не успевали нагнать австрийцев, чтобы нанести им последний, решительный удар. Душа наполнялась ликованием, когда представишь себе, что на сотни верст, раскинув свои могучие крылья, наша армия, как орел, неслась вслед за ищущей спасения добычей.
Впереди, в расстоянии всего нескольких переходов, находился город Краков, со взятием которого открывался путь на Вену. Краков грезился нам, мы рвались к нему, и чудилось временами, что доносится уже до нас гром тяжелых орудий с его могучих фортов.
Падение Кракова… Наступление на Вену… Разгром Австро-Венгрии… Как это все было заманчиво!.. Но, увы, этим мечтам не суждено было сбыться…