По следам Гиены

Альфа увернулся, проскальзывая мимо его кулака и, не тратя больше слов, мгновенно сократил расстояние, стараясь сделать противостояние более тесным, надеясь, должно быть, добраться до горла неприятеля. Последний же, не желая позволять ему этого, отбивался изо всех сил, ускользая от ударов и пытаясь не позволить загнать себя в угол.

Давалось ему это, надо признать, не просто — Молле не лгал, говоря, что в тюрьме прошел хорошую школу, научился драться куда как лучше, чем прежде и, если там он способен был стоять один против пяти, то сейчас выходил один на один с равным себе, но менее искушенным в этом деле противником. Кроме того, на стороне Альфы была застарелая ярость, глухая ненависть, которую он умело облекал в силу, а может и что-то еще, что-то странное, непонятное его противнику, но, вне всякого сомнения, придающее ему дополнительной мощи.

Доминик с бессильной злостью сознавал это, видел, что противник превосходит, теснит его и порою ловил себя на мысли, что дерется сейчас как будто против двоих, а не против одного. Он напоминал себе, что ему надо лишь продержаться до появления друзей, что вчетвером с Альфой они все-таки справятся, но, безнадежно проигрывая, начинал сомневаться, что сумеет сделать это.

Арчибальд был легче, казался не таким сильным и, тем не менее, превосходил его. Конте порой казалось, что этот человек сделан из стали — все его тело чудилось монолитным куском несгибаемой силы и противостоять ей было почти невозможно.

Он неловко дернулся, и руки преступника сомкнулись на его горле. Дыхание сразу перехватило.

Доминик попытался сбросить руки Молле, попытался оттолкнуть его, ударить… все было бесполезно. Темные глаза напротив пылали злым торжеством, сильные руки на шее сжимались все сильнее, звуки вокруг путались и куда-то уплывали, а помощь все не шла.

Мужчина хотел, было, пнуть противника, но почувствовал, что не может поднять ногу, хотел ударить его — и не сумел шевельнуть рукой.

Альфа одерживал верх, Альфа убивал его, убивал в двух шагах от людного проспекта, а он ничего не мог поделать, он не мог даже крикнуть, чтобы позвать на помощь!

Перед глазами потемнело — Доминик терял сознание, Доминик умирал и, сознавая это, не находил уже сил оказать сопротивление, хотя еще отчаянно боролся.

Но прошла секунда — и силы окончательно покинули его. Он еще цеплялся своими холодеющими от страха руками за руки врага, пытался разжать их, он напоминал себе, что надо продержаться… все, казалось, было напрасно.

Он не услышал быстрых шагов по проспекту; не увидел вбежавших в проулок людей. Он не расслышал взволнованного возгласа Дерека, и не сумел различить, как тот, не раздумывая, метнулся вперед и, не заботясь о собственной безопасности, изо всех сил толкнул убийцу в грудь.

Воздух сплошным потоком вошел в легкие. Доминик закашлялся и, хватаясь за освободившееся горло, растирая его, упал на колени, не в силах устоять на подгибающихся ногах, тяжело дышащий и жадно ловящий воздух ртом.

Прямо перед ним замер, выпрямившись, как струна, не менее тяжело дышащий Тедерик, стискивающий руки в кулаки.

Чуть поодаль стоял совершенно растерянный, недоумевающий Арчибальд, пораженно глядящий на собственные руки.

«Кольцо!» — внутренний голос обжег его; тень внутри задергалась, потянула его куда-то, — «Мальчишшка! Мое кольцо! Его рука! Беги!»

Он попятился, плохо понимая, что происходит, практически не сознавая собственных действий, недоуменно переводя взгляд на теряющегося прямо на глазах Дерека.

— Кольцо… — слетел с его губ потрясенный шепот.

«Ухходи!» — мокой тянул его прочь, перехватывал контроль над его телом, и Альфа, отчаянно сопротивляющийся ему, понял, что на два фронта сражаться сейчас он не может.

— Чертов мокой! — сорвалось с его губ злое рычание, и мужчина, не дожидаясь, пока с него потребуют объяснений, бросился прочь, не в сторону проспекта, а в другую, туда, где проулок был перегорожен низеньким заборчиком.

Он ловко уперся рукой в верхнюю доску, перемахнул через него и, забывая о собственной хромоте, игнорируя боль в ноге, бросился прочь.

Доминик, цепляясь за стену, с трудом поднялся на ноги, провожая его растерянным взглядом. Дерек, потрясенный последними словами преступника до глубины души, стоял, приоткрыв рот и не сводил взгляда с заборчика, через который только что тот перескочил.

— Мокой… — прошептал он и, внезапно сообразив, что сейчас есть дела и более важные, взволнованно обернулся к Нику, бросаясь к нему и пытаясь поддержать. Мужчина попытался отмахнуться, шатнулся и, закашлявшись вновь, с хрипом втянул воздух, с трудом затем его выдыхая.

— Еще бы чуть-чуть… — пробормотал он и, тряхнув головой, попытался прийти в себя, — Ричард…

Капитан Конте, ошарашенный произошедшим не менее прочих, поспешил подойти к брату.

— Хорошо, что мы успели, — он слегка покачал головой, — И хорошо, что Дерек решил наплевать на условности и бежать…