По следам литераторов. Кое-что за Одессу

Дом 14а построен для Юлии Степановны Мортон в 1905-м году. В его фасадах множество элементов модерна[533]. Маскароны[534]-египтянки эффектно смотрятся на фасаде над окнами верхнего этажа. Ворота дома «стерегут» своеобразные фигуры: туловище грифонье – львиное с орлиными крыльями, но голова и грудь – не птичьи, как у грифона, а женские, как у сфинкс[535]. Головы сфинксогрифонов покрыты древнеегипетскими головными уборами. Между ними размещён картуш: надвратным крылатым женщинам-львицам помогает его поддерживать ещё и некий бородатый мужчина. Дом одновременно и небольшой, и «мощный»: занятное сочетание (аналогичное в этом отношении здание мы уже видели на Белинского, № 11/1: см. главу 9). Сейчас в этом особняке находится офис акционерного общества «Пласке»; о роли президента «Пласке» Олега Исааковича Платонова в деле сооружения памятника Бабелю мы рассказали в главе 4.

Дом № 18 располагается в глубине улицы. Вообще на Маразлиевской много таких особняков, чем она напоминает, пожалуй, только переулок Ляпунова (см. Книгу 2, стр. 12–13): на остальных улицах исторического центра большинство домов стоят строго по «красной линии». Дом построил в 1880-м Л. Л. Влодек, нам уже отлично известный[536]. Здесь была «домашняя» резиденция одесского градоначальника.

Рядом – доходный дом Панкеева, архитектор – тот же Л. Л. Влодек. Дом тоже «особнячного» вида, прекрасно сохранились решётки окон бельэтажа.

Дом № 28 – рустовка, дворцовые окна второго этажа, «имперский» вид, хоть дом и невелик. Конечно, это Викентий Иванович Прохаска[537].

Мы подошли к углу Маразлиевской и Сабанского переулка и сворачиваем в него. На углу – как и положено, очень красивый дом, красивый даже для Маразлиевской улицы. Это один из самых первых элитных домов Одессы. Его построили с соблюдением стиля дома, созданного Бернардацци (вновь напомним: архитектора «Новой биржи» и гостиницы «Бристоль»), принадлежавшего Маразли и разобранного в 1970-е годы как пришедшего в ветхое состояние. Увы, производительность в ремонте всегда несопоставима с производительностью в строительстве – почти любой дом проще разобрать, чем реставрировать. Новый дом похож на творение Бернардацци, но в современном 7 этажей, хотя высота, насколько мы помним, примерно та же, что и в исходной четырёхэтажке. Ходили слухи, что «авторитет» Карабас[538] построил квартиру именно здесь, но «жить в эту пору прекрасную уж не придётся…»

По чётной стороне Сабанского переулка ещё один новый элитный дом, а по нечётной – посредине переулка – могучий дом, дорастающий до рекордных для дореволюционной Одессы шести этажей[539]. Удивительно, но он смотрится мощно даже рядом с новым 16-этажным домом на углу Канатной и Сабанского переулка. Кстати, Сабанского – как мужа Каролины Собаньской (забавно это «блуждание» «о» и а»; также у Овчинникова и Авчинникова – см. главу 5) – мы упоминали в главе 3.

Что-то пора нам завершать прогулку – слишком много отсылок к уже написанному тексту. Впрочем, нам осталось всего три остановки, четыре писателя и 230 метров пути.

Как Вы уже убедились, палитра одесской жизни невозможна без еврейской краски. В финале нашей прогулки будет именно эта краска, что отнюдь не означает монохромности: например, даже мужчины в состоянии различить четыре оттенка розового цвета, а женщины – не меньше 60-ти (про оттенки серого мы, понятное дело, и не говорим).

Но в начале общетеоретические факты:

Российская империя (мы это уже кратко упоминали) получила евреев «в нагрузку» к территориям, доставшимся при разделе Польши. Как ни парадоксально, пресловутая «черта оседлости», так осложнившая жизнь еврейского населения Империи, первоначально просто приравнивала присоединённых евреев в правах к остальным жителям империи, тоже лишённым права свободного перемещения[540].

После штурма Хаджибея в ночь на 1789–09–14 Иосиф Дерибас обнаружил в прилегающем к замку форштадте пять еврейских семей. Так что еврейской население Одессы старше самой Одессы. Книга «Прогулки по еврейской Одессе»[541] приводит сведения о том, что и сам основатель Одессы происходил от евреев, изгнанных из Испании в 1492-м году. Поэтому включение Одессы в черту оседлости очень логично.

Демографическим следствием включения Одессы в черту оседлости стало то обстоятельство, что в конце XIX – начале XX века Одесса была третьим городом в мире (!) – после Нъю-Йорка и Варшавы – по еврейскому населению: 136 512 человек – 34.3 % от 397 993 постоянных жителей[542]. В 1923-м году евреи составляли уже 48.2 % населения города, но основные герои нашей книги Одессу уже покинули. Политическое значение этого обстоятельства мы описали в главе 5.

Культурным же следствием такого количества еврейского населения, причём – прекрасная особенность нашего демократического города – не собранного в гетто, а живущего по всей Одессе, была выдающаяся концентрация деятелей еврейской литературы.