По следам литераторов. Кое-что за Одессу

Продолжаем движение по Французскому бульвару. По нечётной стороне – Удельный переулок. В его торце – Храм святого праведного Иоанна Кронштадского Русской истинно-православной церкви. Не в силах разобраться во всех хитросплетениях деятельности различных неканонических православных движений, отмечаем это, чтобы напомнить: в Одессе есть всё и ещё немножко.

О Пироговской улице, начинающейся от Французского бульвара, и старейшем военном госпитале, расположенном на территории, ограниченной первыми кварталами бульвара и Пироговской улицы, мы рассказывали во второй части первой книги. Сейчас посмотрим на ту же улицу не с военно-медицинской, а с литературной точки зрения.

Дом по Пироговской, № 1 построен специально для одесских литераторов. Его украшают две мемориальные доски – Ивану Петровичу Гайдаенко (1914–01–07 – 1994–09–08) и Владимиру Георгиевичу Лясковскому (1917–12–31 – 2002–05–28). Эти имена мало что скажут современному читателю, хотя Иван Петрович – автор 52 книг, председатель одесской писательской организации и при этом очень порядочный человек, заботившийся о собратьях «мастерах пера»: именно по его инициативе построен этот дом[218]. Владимир Георгиевич опубликовал 42 книги общим тиражом 5 млн. экземпляров, включая первую (1943 год!) книгу о подвиге молодогвардейцев[219]. Большие тиражи были типичны для времени, когда СССР держал марку «самой читающей страны». Сейчас же две-три тысячи экземпляров – хороший тираж.

Нет мемориальных досок на доме № 3, хотя в квартире № 56 жил Валентин Петрович Катаев, а в квартире № 95 Алексей Николаевич Толстой. Хозяйкой квартиры № 95 была Мария Фёдоровна Вальцер – крёстная мать Анны Ахматовой: очередной пример плотной одесской бесшовной мозаики[220].

Особенность квартала, расположенного напротив госпиталя: он весь проходной. Здесь нет типичного для Одессы живого воплощения английского выражения «мой дом – моя крепость», когда каждый дом имеет замкнутый двор. Послушаем «Юношеский роман» Катаева:

… дом был новый. Его отстроили полгода назад, осенью, и он был первым из шести других корпусов общества квартировладельцев, которые ещё строились и стояли в лесах, запачканных кирпичной пылью и потеками известки. Корпуса эти строились на пустыре, на окраине города, против военного госпиталя, где некогда работал сам Пирогов, недалеко от моря, в той местности, где уже начинались дачи и казармы.

… Шесть корпусов, расположенных как кости домино, – два против двух и по краям поперёк ещё по одному, так что в середине между ними получился длинный двор с газонами, цветниками, стриженым кустарником, совсем молоденькими, как тросточки, липками и посредине с круглым бассейном с фонтанчиком и даже золотыми рыбками.

Несколько раньше идёт описание красоты и удобства домов. У Катаева, очень ценившего комфорт и многим в жизни поступившегося ради сытой и благополучной жизни, такие описания всегда очень выразительны (припомним, как описана в «Траве забвения» закупка еды Маяковским для ужина).

… Вместо цинковой ванны – блестящая мальцевская. Всегда горячая вода. Электрическое освещение. Блестящие паркетные полы, источавшие запах свежего дуба и желтой мастики. Двери и венецианские окна были окрашены не обычной уныло-коричневой блестящей краской наёмных квартир, а бледно-зелёной, матовой, свойственной новому стилю бельэпок, то есть прекрасной эпохе начала XX века. Вместо кафельных печей квартиру обогревали коленчатые радиаторы пароводяного отопления, окрашенные в тот же бледно-зелёный матовый декадентский цвет.