По следам снежного человека

От Лунака мы шли вниз по долине очень быстро; вскоре очутились за пределами ледника и двигались книзу по упругому дерну. Тут и там виднелись бурые пятна вереска, придававшие долине большое сходство с вересковыми пустошами Шотландии. Мы остановились близ озерка у деревни Чуле, где Джон, Анг Дава, Анг Темба и Анг Тилай отделились от нас и направились к Чангула. Два дня спустя, когда я вернулся в базовый лагерь, была получена записка от Джона. После длительного подъема он заночевал у группы пастушьих хижин, известной под названием Лангден. Из Лангдена он вышел на следующее утро в 7.20 — причиной столь позднего выхода явилось, как он выразился, «необычайное происшествие». «Мы были готовы пуститься в путь в 6.30 утра, как вдруг на соседнем лугу волк напал на яка. У яка была сильно искусана задняя нога, но наше прибытие, конечно, спугнуло волка. Он был кремового цвета, очень большой. Мы гнались за ним в сторону Ханджо (на пути к Чангула), а затем поджидали пастуха, который прошел с нами большое расстояние по направлению к Чангула. Он нес с собой корзинку и направлялся на поиски волчат, так как местные жители считают, что одна из волчиц должна вот-вот ощениться или уже ощенилась. Здесь все, по-видимому, думают, что в районе бродит только одна волчья пара. Непосредственно у самого перевала Чангула со стороны Бхоте-Коси имеются участки гладкого льда, по которым можно пройти в ботинках и с ледорубом, но они совершенно недоступны для кули с их обувью. Хорошо, что никто из них не пошел с нами, так как поскользнуться здесь означало бы гибель».

Джон достиг высшей точки перевала Чангула около часа дня и спустя час с небольшим добрался до лагеря у Дуд-Покхари. Оттуда он двинулся к Танаку, где застал Джералда, уже почти оправившегося от отравления. Однако полностью отделаться от его последствий Джералду, к несчастью, так и не удалось. На высоте свыше 5000 метров он испытывал изнеможение, доводившее его чуть не до обморока.

Расставшись у Чуле с Джоном, Билл и я продолжали путь вниз по долине. Мы перешли по мосту на правый берег и на ночь разбили лагерь около Тарангана. В 9 часов утра мы отправились дальше и двигались довольно быстро, хотя жара на меньшей высоте казалась нам почти невыносимой. Мы миновали Ланг-Моче, затем Тхаме, очаровательную деревушку, окруженную пихтами и расположенную в ложбине на склоне горы. В деревне шли приготовления к свадьбе, и ламы в желтых халатах лазали по крышам, вывешивая флаги. Покинув Тхаме, мы вскоре увидели следы ботинок европейского образца, тянувшиеся в том же направлении, в каком двигались мы, и справедливо решили, что они принадлежали Чарлзу Стопору и Гьялгену-I. В этой восхитительной долине, окаймленной ледяными сераками, весна была в полном разгаре, и мы шли по ковру лиловато-розовых примул, местами перемежавшихся пурпурными и бледно-голубыми карликовыми ирисами. Рододендровые кусты и деревья пламенели цветами, и здесь я впервые увидел так восхитившую Чарлза розовую калину в цвету. Я отдыхал, сидя на берегу бурной реки, вода в которой сильно прибыла из-за таяния снегов, как вдруг передо мной остановился очень маленький мальчик, погонявший очень большого яка. Я предложил мальчугану кусок шоколада, но он не брал его до тех пор, пока я в свою очередь не взял половину весьма грязной вареной картошки, торжественно извлеченной им из кармана домотканных штанов.

Солнце жгло немилосердно, и мы чувствовали себя страшно усталыми к тому времени, когда добрались до Намче-Базара. Там выяснилось, что Пасанг Пхутар поправился и вернулся в базовый лагерь, однако его миловидная жена настойчиво уговаривала нас отдохнуть в доме и освежиться чангом. Появился индийский правительственный агент Мукхерджее и повел нас к себе; снова началось угощение чангом и ракши. Мы проводили время очень приятно, когда в комнату вошел какой-то шерп, крайне испуганный на вид. Он что-то тихо сказал Мукхерджее, чье лицо сразу стало чрезвычайно серьезным. Принесенное известие заключалось в том, что среди членов семьи, жившей в доме примерно в ста шагах выше по склону холма, по всей вероятности, имелись больные оспой. Мы все время опасались этого с тех пор, как покинули Катманду. Все наши шерпы весьма часто посещали Намче-Базар. Очень немногие из них делали себе прививку, и то несколько лет назад, и вполне могло случиться, что болезнь будет занесена в базовый лагерь.

Билл и я, сопровождаемые Мукхерджее в качестве переводчика, отправились в этот дом. Как выяснилось, он принадлежал человеку, часто работавшему у нас носильщиком. То был простодушный шерп, все еще носивший косу, тихий, скромный, всегда добросовестно выполнявший свои обязанности. В тускло освещенной общей комнате второго этажа у окна сидела его жена, плача и кормя грудью ребенка, а другой ребенок лет четырех стоял рядом. Оба были больны. Билл долго размышлял над диагнозом, но в конце концов смог лишь подтвердить, что у обоих оспа.