По следам зла. Отчеты профайлера

Корпус отделения судебной психиатрии, где проходит лечение Герберт Риттер, находится посреди парка большой больницы. Главное здание, построенное в виде куба в стиле баухаус, окрашено в теплый терракотовый тон. На первый взгляд ничто не указывает на то, что там и в двух побеленных флигелях в восьми отделениях проживает более 120 больных, помещенных сюда по решению суда: ни решеток на окнах, ни колючей проволоки, вместо них – небьющееся безопасное стекло от пола до потолка. За исключением нескольких женщин, в основном все здесь мужчины, которые убивали людей, жестоко обращались с детьми, насиловали женщин или устраивали пожары. Все они подлежат лечению здесь в течение неопределенного периода времени. Среди пациентов есть и зависимые люди, совершившие преступления на почве алкогольной или наркотической зависимости. Их лечение обычно длится до двух лет.

«Даже убийца, совершивший преступление из похоти, не появляется вдруг, из ниоткуда, – его преступления представляют собой лишь кульминацию и завершение какой-то предыстории». Эрнст Геннат

Лишь со второго взгляда замечаешь пятиметровую бетонную стену, выкрашенную в землистые цвета и окруженную клумбами с розами и живой изгородью. Она плавно соединяется с хозяйственными постройками, изолирует внутренние дворы от пациентов и в то же время защищает их от любопытных глаз посторонних.

Всякий раз, когда я приходил на встречу с Гербертом Риттером, мне сначала приходилось проходить через контрольно-пропускной пункт и сдавать свое удостоверение личности и мобильный телефон. Охранник, сидевший за пуленепробиваемым стеклом, просовывал мне через специальный ящик гостевой пропуск. Меня, как и каждого посетителя, очень тщательно досматривали. После прохождения через металлоискатель мне разрешалось направиться в комнату для свиданий: светлое и уютное помещение со столом и тремя стульями. Затем следовал повторяющийся ритуал: сотрудник клиники приводил больного на беседу на час или два. Как я узнал позже, наши разговоры были для Риттера долгожданной отдушиной в рутинной жизни пациента. Когда я впервые посетил его, оказалось, что я был его первый посетитель почти за два года.

Герберт Риттер за последние годы располнел еще сильнее. Он весил добрых 125 килограммов и выглядел очень постаревшим. Его кожа была тусклой, а очень коротко подстриженные волосы стали серебристо-седыми. В целом он производил впечатление уставшего человека, почти лишенного воли к жизни. Лишь изредка во время наших разговоров я видел огонек в его глазах. Это происходило тогда, когда он кратко рассказывал о жизни на свободе. Но его застенчивый взгляд остался. Как и во время допросов, он не мог поддерживать зрительный контакт. Мне было интересно, что происходит у него в голове и не винит ли он меня в том, что с ним происходит сейчас. Когда я напрямую спросил его об этом, он, не задумываясь, ответил «нет».

Затем Герберт Риттер рассказал о своей жизни в больнице.

Он живет в отделении с восемнадцатью пациентами с расстройством личности, которые, как и он, совершили тяжкие преступления. Его распорядок дня состоит из индивидуальных и групповых бесед, физио- и кинезиотерапии, трудовой терапии в столярной мастерской, где он зарабатывает 80 центов в час. Ему нравится работать. Но он опасается, что госпитализация может отупить его и он станет похожим на животное в зоопарке.

Может быть, этот страх и стал причиной того, что он не отказался разговаривать со мной о своих преступлениях. Герберт Риттер сильно изменился за последние годы – не только внешне, но и внутренне. Мне показалось, что он понимал свою ситуацию и оперировал терминологией своих терапевтов. А еще он боялся. Боялся, что придется провести еще много лет, если не всю свою жизнь, в психиатрической лечебнице.

Однако еще до того, как я успел задать свои вопросы, Риттер захотел рассказать о своей жизни до убийств и осуждения, особенно о своем детстве и юности. Чтобы я мог «лучше понять» его и причины его поступков. Это совпадало с моими собственными намерениями, поэтому я немедленно согласился с его предложением.

Герберт Риттер был младшим из четырех детей у своих родителей. Его самым близким человеком была мать, чей авторитет одновременно впечатлял и пугал мальчика.

«Я ПОМНЮ, ЧТО БЫЛ НОРМАЛЬНЫМ, ОБЩИТЕЛЬНЫМ РЕБЕНКОМ, СМЕЛЫМ. ОДНАКО С РАННЕГО ВОЗРАСТА ЗНАЛ, ЧТО МОГ ВЕСТИ СЕБЯ ТОЛЬКО В РАМКАХ ПРАВИЛ, УСТАНОВЛЕННЫХ МОЕЙ МАТЕРЬЮ. ОНА БЫЛА СТРОГОЙ, ДАВАЛА МАЛО СВОБОДЫ, А ОТЕЦ БОЛЬШОЙ РОЛИ В ВОСПИТАНИИ НЕ ИГРАЛ».