По следу Саламандры

Это похоже на полеты во сне. Это похоже на ощущение медленного, очень медленного неотвратимого падения в бездну, когда сладостная истома охватывает все существо. Прекрасное и жутковатое ощущение.

Пока мы были детьми, совсем еще детьми, игры в полет было довольно. Достаточно было представить, вообразить и поверить. И игра в полет полностью заменяла полет. Маленькому фейери этого достаточно. Можно раскинуть руки на манер большой птицы, бежать с горы и чувствовать, что летишь. Ты знаешь, что только играешь. Но и этого немало. Это прекрасно. Это и есть полет.

Потом, когда ты подрастаешь, мир становится больше. Он становится тяжелее. Его острые, жесткие углы неумолимо вминаются в душу, придавая ей неловкую стесняющую форму. И становится тесно. Время Выбора — это когда ты остро чувствуешь это давление. Когда ты уже вырос из детства и тебе неудобно в нем, а к взрослости, к незаметному огибанию углов, ты еще не привык. Ты уже не можешь довольствоваться игрой в полет. Тебе нужно летать по–настоящему. И тебя еще не убедили в том, что летать невозможно. Нельзя — потому что следует пуще всего беречь свою тайну. Ты еще не знаешь, что это невозможно, а значит, можешь попробовать, не оглядываясь на людей и строгих взрослых фейери. Нужно выскользнуть из этого тесного футляра, который начинает приноравливать тебя к взрослой жизни. И взлететь!

Неизвестно, почему Флай в этот момент, скользя сквозь дождь над крышами, вспомнил тот давний эпизод из детства: тот разговор в дюнах на берегу моря Арморик. Мальчишки пытались затащить его купаться и потешались над ним. Такой долговязый и сильный, Флай боялся воды. Что с их точки зрения было ужас как забавно!

Флай вспылил и, презрев всякую осторожность и запреты, сказал:

— Хорошо, я полезу в воду! Я согласен поплавать с вами, бестии морских пучин! Но только после того, как вы согласитесь полетать со мной!

И прежде чем раздался новый взрыв хохота, он скинул куртку и молниеносным движением расправил огромные алмазные крылья.

Человеческие дети не испугались бестии воздуха! А он–то думал, что они, верно, побегут вдоль кромки прибоя с криками ужаса.

Они, может, и были напуганы, но не настолько, чтобы страх пересилил любопытство и благоговение.

Уже потом, спустя десятилетия, Флай уразумел, что дети куда легче взрослых переносят встречи с мифологическими существами.

Они не испугались и не убежали. Они только спросили:

— Как это — летать?

И он принялся рассказывать.

Возможно, именно тогда он начал учиться оценивать и людей, и соплеменников по делам их, а не по наличию или отсутствию крыльев.

Да, в тот солнечный день, когда он расправил крылья перед людьми, у него было ощущение прикосновения к неведомому и грядущего несчастья.

И такое же непонятно откуда взявшееся ощущение было у него теперь.

Оно могло бы возникнуть, если бы где–то, пусть и далеко, другой фейери набрел на камень, на котором были записаны строки песни о потерянном проходе между мирами. Но Флай знал, что камня этого не существует. Он знал это точно. И ни один фейери в целом мире не мог прочесть огамические письмена.

Так откуда же это странное чувство?

Липкий дождь не лил, а насыщал и перенасыщал, напитывал воздух. Крылья недолго сопротивлялись влаге, скоро отяжелели и уже не держали в воздухе. Флай, словно стрекоза, прибитая ливнем к дороге, спланировал на какую–то крышу…

Приземлившись на четвереньки, он немедленно начал складывать крылья, вытесняя из чешуек влагу. Касание крытой медью крыши показалось ему громом небесным. А больше всего хотелось сделаться невидимым и неслышимым, да и не отбрасывающим тени.

В какой–то момент он заскользил по крутому скату, но медные листы в форме исполинских листьев вяза с рельефными прожилками позволили неловко затормозить.

Почему он не дотянул до черепичной крыши? Снова маленькая промашка.

Холодная темная ночь середины весны. Бог изобилия давно уже наигрывал на своих золотых струнах, призывая перемену сезона, да только портил погоду. Суровый северный ветер гнал по небу унылые тучи, сеявшие и сеявшие дождь.

На темных улицах ни души. Тревожные вязкие тени. Двигайся вперед, Флай!

Бесконечный ряд домов светился пунктиром тусклых окошек. Грозно скрипели вывески на железных копьях, что торчали из стен над тротуаром, придавая улице из сомкнувшихся плечом к плечу домов вид таинственного, готового к бою воинства.

Проворной, осторожной тенью скользил Флай по холодным крышам. Нужно было немедленно позаботиться об одежде. Не мог же он предстать в таком виде перед людьми!

Вновь все повторилось.

Он знал, что придется вернуться в квартиру Илая, но позже. Во всяком случае, следует попытаться это сделать. Нельзя запускать пружину невезения — иначе не вырваться.

Но сейчас, немедленно нужно что–то предпринять.

Внизу, на брусчатке, в которой отражались фонари, сначала появилась тень, а потом обозначилась темная фигурка. Одинокий пешеход был в плаще. Ему было неуютно и мокро. Но не так, как фейери.

Флай нацелился на жертву.