По следу зверя

— Встретим, Сверчок, обязательно встретим. Может, не там и не вместе, но встретим.

Последние слова офицера окончательно испортили настроение юноше.

— Не вместе? Я так надеялся с вами до Берлина дойти. И дед Захар мечтал. Помните, говорил, как хочет пройтись по его улицам?

Коля с надеждой посмотрел на офицера, но его вопрос остался без ответа.

— Разговор к тебе имеется, Николай, — выдержав паузу, произнес Вовк, предложив присесть на пустующую лавочку. — Очень важный разговор.

Сверчку передалось появившееся в голосе офицера напряжение. По-своему оценив его слова, он выпалил, словно выстрелил:

— Товарищ капитан, если вы по поводу того, что я сдался в плен и затем привел фашистов к Николиному хутору, то я уже всё кому надо рассказал! Скажу только, что не знаю, откуда немцам стало известно о нашей встрече с подпольщиками там, у мельницы. Сам все гадаю.

В госпиталь к нему, действительно, приходили из особого отдела. Офицер подробно расспрашивал о том, как Николай попал в плен, но все больше о Матюшине. Перед уходом особист заверил, что все подозрения с него будут сняты.

— Ну, зачем ты так? — Капитан недовольно скривил губы. — Никто тебя ни в чем не обвиняет и не подозревает. К тому же Федор Иванович успел рассказать, что ты его приказ выполнял. Правда, подробностями он поделиться не успел, но это уже неважно. Строжевского отозвали на гражданку, и теперь тебе уже ничего не грозит.

— Куда его?

— По слухам, направили в один из дальних районов Белоруссии на партийную работу.

Сверчка меньше всего интересовала судьба бывшего комиссара отряда. Куда больше ему хотелось узнать о судьбе командира и других боевых товарищах.

— Потом, Коля, потом мы с тобой обо всем поговорим. Извини, но у меня совсем мало времени. — По привычке понизив голос, словно кто-то мог их подслушать, Виктор спросил: — Скажи, ты смог бы повторить путь, по которому преследовал Матюшина?

— Какой же там путь, товарищ капитан? — удивился юноша, поежившись от скользнувшего по телу прохладного ветерка. — Лес один! К тому же добрую половину я ночью прошел. Вряд ли теперь найду. А зачем?

Явно удрученный его ответом, капитан перевел взгляд на аккуратно подстриженный, сохранивший еще часть листвы, куст чубушника, в глубь которого, весело чирикая, залетели погреться воробьи. Осень осторожно заявляла о своих правах.

— Ты, конечно, знаешь, что в тот день, когда гнался за Матюшиным, нам не удалось освободить город. К счастью, через два дня в него вошли наши войска. В кабинете небезызвестного тебе капитана Хойера были обнаружены документы. Всего несколько папок, но они оказались чрезвычайно важными. Немцы — народ дотошный, все записывают. В общем, среди бумаг обнаружился список папок, которые должны были находиться в кабинете Хойера, но некоторых там не оказалось. А тут Матюшин на допросе проговорился. Сказал, что оставил какие-то бумаги в лесу. Они в ранце с драгоценностями находились. Где — не помнит. Помнит, что это было днем. Так что, Коля, вся надежда на тебя. Если бы ты смог пройти тем же маршрутом и отыскать их…

Коля Цвирко понял главное: ему, как и прежде, доверяют. От радости хотелось вскочить, отшвырнуть костыль в кусты и крикнуть, что он в лепешку расшибется, но найдет эти чёртовы папки.

— Когда выезжаем?

3

Услышав на другом конце провода голос жены, полковник Федулов выдохнул в трубку:

— Здравствуй, Машенька!..

Супруга не любила телефонные звонки. Боялась их. Но еще больше она пугалась, когда аппарат в их доме надолго замолкал. Это началось в тридцать девятом году, когда Поликарпа Матвеевича впервые арестовали. Тогда он был обвинен в троцкизме. В стране уже не первый год шла чистка партийных рядов. Выискивали врагов народа. Опытный разведчик, Федулов понимал, чем грозило человеку такое обвинение. Однако вскоре его неожиданно отпустили и отправили на войну с финнами.

Второй раз арестовали уже перед самым нападением гитлеровской Германии на Советский Союз. Такая же участь постигла еще десятка два офицеров. На этот раз их всех обвиняли в связях сразу с несколькими иностранными разведками.

И снова ему повезло. В начавшейся войне с фашистами специалистов с богатым опытом разведывательно-диверсионной работы в армии оказалось не так уж много. Федотова вернули на службу и назначили ответственным за подготовку диверсантов-парашютистов.

От природы малоразговорчивый, Поликарп Матвеевич после второго ареста совсем замкнулся. Наученный горьким опытом, когда по навету человека, которого считал приятелем, был арестован и некоторое время провел за решеткой, он на службе старался ни с кем не сближаться. Не заводил друзей и среди гражданских лиц. Отшучивался, мол, должность не позволяет. Сослуживцы его считали сухарем. И только дома, среди родных, Поликарп Матвеевич преображался, становился мягким, заботливым отцом и любящим мужем.