По следу зверя

«…В Воронеже, — продолжал читать Федулов, — рассматривая выданное в связи с ранением отпускное удостоверение Короткова, один из патрулей выявил в нем подделку. Офицер был доставлен в ближайшую комендатуру, где при досмотре у него обнаружили чистые бланки различных организаций, продовольственные аттестаты, отпускные документы, справки о ранениях, наградные удостоверения к медали “За отвагу” и ордену “Красная звезда” и около восемнадцати тысяч рублей…»

Поликарпа Матвеевича озадачило, что многие из задержанных в разных местах агентов были также снабжены большим количеством документов и чистых бланков, на которых заранее были проставлены печати учреждений, но только у Короткова, кроме бланков на русском языке, обнаружились отпечатанные на латинице. На их угловых штампах и круглых печатях были указаны важные стратегические объекты как военного назначения, так и народного хозяйства Литвы. «Выходит, немцы Короткова готовили для заброски в северную республику? Тогда почему он кружил между Воронежем и Тамбовом?» Федулов снова задумался. В тылу воюющей страны лишнее перемещение агента из одного города в другой было рискованным, поскольку могло вызвать подозрение советских спецслужб. Руководители немецкой разведшколы не могли этого не понимать.

Одно было совершенно ясно: Короткова немцы на территорию СССР забрасывали на долгий срок. Зачем?..

В дверь тихо постучали. Прервав размышления Поликарпа Матвеевича, в кабинет вошел высокий стройный капитан Глазков, его секретарь. Поставив на стол небольшой поднос с чашкой чая и блюдцем с галетами, офицер в нерешительности остановился.

— Товарищ полковник, снова всю ночь будете работать? Нельзя ведь без сна… Может, перекусите да отдохнете немного?

Федулов вспомнил, что в запарке отказался от обеда. Есть и сейчас не хотелось, но на предложение секретаря согласился:

— Это можно.

— Есть! — весело щелкнул каблуками капитан. — Сейчас принесут. Я быстро…

— Вот что, Сережа, — остановил его полковник. — Завтра к полудню подготовь данные о Тамбове и Воронеже. Есть ли в этих городах или ближайших к ним населенных пунктах объекты военного назначения.

— Есть! — снова кивнул секретарь, разворачиваясь к двери.

Глядя ему вслед, Поликарп Матвеевич усмехнулся:

— Если «есть» в смысле кушать, то это в первую очередь! И сам не забудь поужинать.

Оценив шутку начальника, капитан подхватил:

— Есть самому поесть!

Дождавшись, когда дверь за помощником закроется, полковник вернулся к записке Смирнова.

«…Нами также установлено, что собственной семьей Коротков обзавестись не успел. До войны он отбывал срок в Вятской исправительно-трудовой колонии как член семьи раскулаченных… — Федулов знал: лагерь этот, организованный в Верхнекамском районе Кировской области еще в 1931 году, был одним из крупнейших в системе Главного управления лагерями. Официально же его зарегистрировали в 1938‑м. — …Осенью сорокового года Коротков был отпущен на свободу, а в декабре сорок первого призван в ряды Красной армии… В марте 1942 года сдался гитлеровцам в плен и был переведен в город Проскуров, где записался в 5‑й Северо-Кавказский легион, назвавшись кубанским казаком. После участия в боевых действиях против советских войск его направили в Варшавскую школу разведки, где он изучал структуру Красной армии, ее руководящий состав, минно-подрывное дело, топографию, организацию агентурной сети…»

Лишь под утро Поликарп Матвеевич позволил себе ненадолго прилечь на видавший виды, потертый кожаный диван, жалобно застонавший старыми пружинами.

Работа в спецотделах особого Управления проводилась оперативно. Едва напольные часы старинной работы, в резном красного дерева футляре, звонкими замирающими ударами отбили десять утра, капитан Глазков положил на стол начальника доклад.