По собственному желанию

Теперь Кент по вечерам снова пропадал у нее. Любовный его пыл катастрофически быстро сходил на нет, — все чаще замечала Софья, что Кенту просто не хочется идти домой, и порой его равнодушие к жене даже задевало ее. Наталья, очень подурневшая, с темными пятнами на лице, при встречах с Софьей неизменно опускала глаза, здоровалась тихим, тусклым голосом и первой никогда не заговаривала. «Ревнует, что ли?» — даже так думала Софья и как-то спросила Кента:

— А как твоя жена относится… к нашим посиделкам?

— Не знаю, — как-то озадаченно взглянул на нее Кент. — А как она должна относиться?

— Ну, все-таки… Беременная жена скучает в одиночестве, а муж до ночи где-то пропадает и занимается бог знает чем.

— Как это бог знает чем? Она знает, что мы работаем.

— А откуда ей знать? — решила поддразнить его Софья. — Только с твоих слов?

— Ты думаешь, она не верит мне?

— Чудак-человек, — Софья улыбнулась. — Да ты поставь себя на ее место. Не за твою же работу она замуж выходила.

Кент задумался и с досадой сказал:

— Ну и что теперь, мне надо развлекать ее?

— Ну… не мешало бы быть повнимательнее. Пригласи ее сюда, посидим вместе, поговорим. А то у меня такое впечатление, что она побаивается меня.

— Наверно, и это есть, — согласился Кент. — Ты ей кажешься очень уж умной, что ли, слишком значительной.

Кент последовал ее совету, раза два приводил Наталью, и сама Софья нанесла ответный визит, но сближения так и не получалось. Наталья по-прежнему держалась скованно, улыбалась нехотя, сразу же замолкала, едва разговор заходил о работе, — видимо, слишком хорошо помнила о том, что ей, рядовой программистке, судить о столь «высоких материях» не пристало. Софья решила, что с Натальей каши не сваришь, так и будет дичком смотреть, и перестала обращать на нее внимание. Совесть у нее была чиста, а если что у Натальи с Кентом не заладится, пусть у них самих об этом голова болит.

А разговоры о работе в ту пору не могли не идти даже в праздничных застольях.

Кент не давал ей ни минуты передышки, но Софья уже не жаловалась. Их общая работа, застопорившаяся было с жениховством Кента, — тут-то Софья и убедилась, что без него ей уже не справиться, — уже через месяц после свадьбы раскатилась, будто санки под гору — не удержать. Даже разводная эпопея с Леонидом на Софье как будто не сказалась, она только злее стала. Кент как-то неуместно одобрил ее:

— Хорошо держишься, Софья Михайловна.

— А, иди ты, — отмахнулась Софья. — Не дай бог тебе так держаться.

— Ну, извини, — смешался Кент.

Софья зло выговорила ему:

— Ты иногда прямо… как паровоз. Прешь по рельсам, а что с боков, не видишь. Я же тринадцать лет с ним прожила. А что теперь? Маринка без отца, я ни вдова, ни мужняя жена, а ты бодрость в меня вселяешь. За каким хреном говорить об этом?

— Ну, все, не буду, — поднял руки Кент.

Работа шла так споро, что однажды Софья невесело подумала: видно, лучшее лекарство для успеха — семейные неурядицы. Для нее по крайней мере… А у Кента? Ну, видно, он по-другому устроен, ему, может быть, все равно, семейное ли счастье или житейская драма, всегда прежде всего работа… Мысль была невеселая, но Кент тогда — да и позже — всем своим поведением как будто подтверждал ее. Он словно не замечал, как пухнет у Натальи живот, что все труднее взбираться ей с продуктовыми сумками на четвертый этаж, все так же неизменно в восьмом часу раздавался его звонок, он входил в дом, улыбался, принюхиваясь к запаху кофе, говорил что-нибудь вроде:

— Однако вкуснюще пахнет, а?

Это неистребимое сибирское «однако» стало в конце концов даже раздражать Софью.

Иногда она гнала Кента домой:

— Иди проведай Наталью, все-таки баба на сносях.

Он уходил, скоро возвращался, недовольно ворчал:

— Все в порядке… Да и что может случиться? Тут же два шага всего, и телефон есть.

Родила Наталья чуть ли не на ходу. Позвонила, открыла ей Марина, встревоженно позвала:

— Мама, иди сюда!

Софья вышла. Наталья, вымученно улыбаясь серыми, обкусанными губами, таранила вздувшимся животом дверной проем, смотрела жалко и как будто виновато. Софья тут же все поняла:

— Началось, да?

— Не знаю… Больно, — сказала Наталья.

— Идемте, — сказала Софья, подхватывая ее под руку, увела в квартиру и набрала «03».

Не сразу пришел Кент, стал у двери, непонятно вглядываясь в лицо жены. А когда Софья сказала, в чем дело, он как-то глупо улыбнулся:

— Неделя же еще…

Было часов девять. А в одиннадцать — опять сидели у Софьи, но уже не работали, конечно, — Кент, позвонив в больницу и выслушав ответ, сказал:

— Все. Сын.

Голос у него был растерянный и совсем не радостный.

Кажется, единственное, в чем изменился Кент с рождением сына, — бросил курить. Софья не сразу и заметила это, однажды удивленно спросила:

— Ты чего не куришь?

— Бросил.

— Что так?

— Ну, все-таки пацан в доме.

«А часто ли ты в доме бываешь?» — чуть не сорвалось с языка у Софьи. Промолчала, подумала про себя — не выдержит Кент, все равно закурит. Нет, не закурил. Сама же продолжала дымить пуще прежнего, Кент раздраженно раздувал ноздри, но помалкивал, зато Маринка канючила:

— Мам, кончай курить!