По Среднерусской равнине

Окровавленная вата под скамейкой в парке том,
Грязно-ржавые закаты вперемешку с талым льдом,
На кругу — баклажка пива, за забором — черный лес.
«Я хочу, чтобы красиво!» — крик Наташкин в уши лез.

Все хотели, чтоб красиво, как в артхаусном кино,
Слишком многого просили сверх того, что нам дано,
Обломались, как травинки под кирзовым сапогом.
И морские наши свинки передохли от сарком,

А Наташка от инсульта в темном доме умерла.
Залепляем скотчем пульты, ослабляем удила,
Переобуваем сменку, знаем слово «моветон»…
А решим башку об стенку раздолбать — порвем картон.

* * *

Позднее счастье — мерзлой ягоды вкус.
Елку украсить, на шею надеть нитку бус,
Звякнуть родне, поглядеть «Голубой огонек»,
Уснуть на спине, чтобы волк не уволок.

Даже слеза навернется, когда со сна
Ударит в глаза ослепительная белизна,
Сочно хрустнет снежный наст под ногой…
А мы все о грустном, будто нет темы другой.

Будто в горах поныне не стихают бои,
Спят братки, но над ними не поют соловьи,
Год девяносто пятый снова на календаре,
Убивает лопатой таджик дедушку во дворе.

Позднее счастье — что к Рождеству яйцо.
Не в нашей власти судить подлецов и глупцов.
Мирное небо. Чистые души. Цветные сны.
Ледяной слепок с мертвого лика страны.

* * *

Сдав цепочку и ремень,
Ты запомнишь этот день.
Страхом зачарован,
Умирать начнешь всяк раз,
Как во двор заедет «УАЗ»,
Аки «черный ворон».

Кто зарекся от тюрьмы,
Не переживет зимы,
Не достигнет суши.
Пробудившийся инстинкт
Твое тело сохранит,
Но в обмен на душу.

Где же юношеский пыл,
В коем клятвы ты твердил,
Обличая взрослых?
Цепко взяли за кадык,
Грешный вырвали язык,
Завершив допросы.

Вот в кровати ты с женой,
Под матрасом — прут стальной
Из времен далеких.
Если вдруг опять придут
И собраться не дадут,
Будут им вещдоки.

Как тут разжигать пожар,
Коль два года — гонорар
За статью в газете?
А статью прочел один
Радикальный гражданин
Ночью в туалете…

* * *

Засыпая с ножами вместо мягких игрушек,
Мы себя окружали брустверами подушек,
Задыхаясь от плача, содрогаясь от страха,
Не видав передачи, где снимался Астахов.

Всякий возраст фиктивен, а особенно — нежный.
Мы вперед оплатили и мечты, и надежды.
В череде инициаций, в море водки и пива
Не смогли удержаться на волне позитива.

Ведь лесные сугробы — та же рожь, та же пропасть.
Жизнь расставила пробы — клейма на узколобость.
Золотой летний полдень в памяти воскрешу ли?
Там загадочный Колден, представитель буржуев,

И ВИЧ+, по-первой принятый за простуду,
И знакомство с травой (а трындел: «я не буду»),
И любовь не до гроба, а скорей до отруба —
Ведь во ржи и сугробах так легко прятать трупы.

* * *