По стране Литературии

Жил на свете рыцарь модный,
Литератор не простой,
С виду милый, благородный,
Духом робкий и пустой.
Он имел одно виденье,
Дух смутившее ему,
Что к свободе направленье
Приведет его в тюрьму.
Но таланта дар отличный
Да Белинского слова
От паденья нрав тряпичный
Охраняли в нем сперва.
И в пустыне скверноплодной
Он сберег сердечный жар,
Он возвысил лик народный,
Заклеймил позором бар.
Но в минуту раздраженья
Самолюбьицем пустым
Молодого поколенья
Стал врагом он мелочным.
И, тревожась о пощаде,
Сам к царю он написал,
Что он, преданности ради,
Связи дружбы разорвал.
И, холопам подражая.
Он представился царю.
Царь сказал ему, кивая:
«Очень вас благодарю».
И прием хоть был отраден,
Но художник со стыда
Сразу скрылся в Баден-Баден,
Словно призрак, без следа[7]

.

Очень не понравился критикам рассказ Тургенева «Собака» (1864): мистические нотки в нем вызывали недоумение и толки о том, что талант Тургенева гаснет.

П. Вейнберг в «Будильнике» обратился к автору с таким стихотворением:

Я прочитал твою «Собаку»,
И с этих пор
В моем мозгу скребется что-то,
Как твой Трезор.
Скребется днем, скребется ночью,
Не отстает,
И очень странные вопросы
Мне задает:
«Что значит русский литератор?
Зачем, зачем
По большей части он кончает
Черт знает чем?»

В 1867 году Тургенев написал на французском языке несколько либретто для оперетт. Они были положены Полиной Виардо на музыку и поставлены в ее домашнем театре; в оперетте «Леший» Тургенев сам исполнил главную роль. В связи с этим Д. Минаев, на этот раз укрывшись под псевдонимом «Литературное домино», писал в «Искре»:

Какой талант! И где ж его
Поймет простой народ?
Он сам напишет «Лешего»
И сам его споет.
Слез много нами вылито,
Что он в певцы пошел...
Иван Сергеич, вы ль это?
Вас леший обошел!

В той же «Искре» (1870) в связи с постановкой на берлинской сцене оперетты «Последний день чародея» (слова Тургенева, музыка Виардо) была помещена анонимная эпиграмма:

Возможно уличить в измене
Его как раз:
Зачем он на берлинской сцене,
А не у нас?
Нашлись бы, чай, на роли эти
У нас певцы,
А их послушали б и Дети,
Да и Отцы,

Роман Тургенева «Дым» (1867) был, как «Отцы и дети», воспринят многими как памфлет против передовых представителей русского общества, вдобавок он был проникнут пессимистическими настроениями. Не мудрено, что появились резкие отповеди, в том числе стихотворные.

Огарев писал (эти строки были впервые опубликованы «Литературным наследством» в 1953 г.):

Я прочел ваш вялый «Дым»
И скажу, вам не в обиду;
Я скучал за чтеньем сим
И прочел вам панихиду,

Огареву вторил Тютчев:

«И дым отечества нам сладок и приятен...»
Так поэтически век прошлый говорит.
А наш —и сам талант все ищет в солнце пятен,
И смрадным «Дымом» он отечество коптит.

(«Голос», 1867, № 170)

Впоследствии Тургенев писал в предисловии к собранию своих сочинений (1880): «Сам Ф. И. Тютчев, дружбою которого я всегда гордился и горжусь доныне, счел нужным написать стихотворение, в котором оплакивал ложную дорогу, избранную мною. Оказалось, что я одинаково, хотя и с различных точек зрения, оскорбил и правую, и левую стороны читающей публики».

Д. Минаев в поэме «Раут» (1868) говорит о писателе, который часто ездит на чужбину.

А теперь вернулся (что ж, мы будем хлопать!)
Автором романа под названьем «Копоть».