Все это — правда. Но все-таки многое в поведении Сони удивляет и огорчает нас. Ведь есть же у
нее нормальные человеческие чувства: ревность к Жюли, потом к княжне Марье, обида на старую гра-
финю, мешающую ее браку с Николаем. Она подавляет в себе эти чувства, она с л и ш к о м хорошо
владеет собой.
Первое ее появление настораживает: «тоненькая, миниатюрненькая брюнетка... напоминала кра-
сивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой». Эти уменьши-
тельные суффиксы, это сравнение с кошечкой, которую она напоминала не только «мягкостью и гибко-
стью маленьких членов», но и «несколько хитрою и сдержанною манерой...»
Кстати сказать, никакой хитрости мы в ней не увидим. Она — только в манере, во внешнем.
Но с первых строк о Соне Толстой несколько принижает ее — зачем?
Затем, что, по Толстому, безгрешен не тот, кто без греха, и чист не тот, кто не ошибается.
Важна ч и с т о т а души, а она рождается в преодолении ошибок и заблуждений. Потому Толстой и
любит больше Наташу, чем Соню; потому княжна Марья непрестанно борется с искушениями, и
ужасается греховности своих мыслей, и снова думает, и снова осуждает себя.
Вера Ростова сказала однажды: «В моих поступках никогда ничего не может быть дурного».
Соня не думает и не говорит о себе так, но эти слова можно сказать и о ней: в ее поступках никогда
ничего не может быть дурного. Ее мир строг и ясен: влюбившись в Николая девочкой, она твердо
знает: «что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его — во всю жизнь».
А Николаю мало ее верной, преданной, тихой любви! Приехав домой в отпуск, он застает шест-
надцатилетнюю Соню расцветшей, похорошевшей, по-прежнему любящей и благородной: через по-
сольство Наташи она передает ему, что будет любить его всегда, а он пусть будет свободен от данного
полгода назад слова. «Ростов видел, что все это было хорошо придумано ими. Соня... поразила его
своей красотой... Отчего же ему было не любить ее и не жениться даже, думал Ростов, но не теперь.
Мыслимо ли себе представить, чтобы человек, влюбленный в Наташу (даже Анатоль), видел в
жизни «столько еще других радостей и занятий»! С Наташей не может быть скучно; она всякую
минуту живет полной жизнью и вовлекает в эту жизнь всех вокруг. Соня срисовывает узоры — таково
ее постоянное занятие.
Николай не восхищается ею, как Денисов восхищался Наташей; не делит мир на две полови-
ны: где она — там счастье, где ее нет — там уныние и темнота, как делил князь Андрей; Николай не
испытывает к ней даже того зверского чувства, которое возбуждает Наташа в Анатоле; его трогает Со-
нина преданность, ее покорная любовь, но ведь этого все-таки мало, чтобы любить.
Наташа, Николай и Соня вспоминают детство. «Соня не помнила многого из того, что они
помнили, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испыты-
вали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее».
59
Наташа вынесла свечу, стало темно; шепотом Наташа сказала: «Знаешь, я думаю... что когда
этак вспоминаешь, вспоминаешь, все вспоминаешь, до того довспоминаешь ся, что помнишь
то, что было еще прежде, чем я была на свете.
— Это метампсикоза, — сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила».
Хорошо училась и все помнила — а вот же забыла детство, не может разделить поэтического
чувства Наташи и Николая. Как это мало — помнить умом и не уметь воображать, фантазировать, по-
мнить сердцем!
Один-единственный раз Соня что-то выдумала. Объективно — она солгала. Но эта ложь рожде-
на вдохновеньем. На святках, в тот же вечер, когда Наташа и Николай вспоми нали и философство-
вали, поздно ночью девушки решили гадать по зеркалам. Наташа ничего не увидела — и Соня не уви-
дела. Но она вскрикнула, устав смотреть в зеркало, и невольно сказала: «Я... видела его» — а по-
том сама поверила, что видела князя Андрея, и рассказала подробности.
Этот приступ вдохновенья был вызван тем, что произошло в тот же вечер. Пришли ряженые —
молодые Ростовы тоже переоделись. Соня находилась «в несвойственном ей оживленно-энергическом
настроении», и ночь была сказочная, и Николай, со своей способностью поддаваться поэзии музыки
и природы, был взволнован этой ночью и близостью Сони.
Таинственной, сказочной ночью все приехали к соседям. Зашел разговор о том, что в бане га-
дать страшно. Кто-то сказал:
«— Да не пойдете, тут надо храбрость...
— Я пойду, — сказала Соня».
Каждый раз, читая это место, удивляешься: как Соня? Это могла сказать Наташа, не Соня!
И она пошла, а Николай выскочил на крыльцо, встретил ее у амбара, они поцеловались... В
этот вечер Николай увидел совсем новую Соню. «Так вот она какая, а я-то дурак!» — думал он. Но
она не такая. Один только раз в ней проснулась Наташа и сразу спряталась, и больше не показы-
валась. А может, показалась бы и расцвела, если бы Николай больше любил ее, не уезжал так на-