По страницам "Войны и мира"

долго? И главное, какой была бы Соня на месте Наташи или княжны Марьи, если бы не

приучила себя всю жизнь смиряться, терпеть, покоряться?

Положение Сони в доме Ростовых — при всей их доброте — незавидное. Она училась вме-

сте с Наташей, ее так же одевали, так же кормили, как родную дочь, но сама Со ня не могла чув-

ствовать себя равной девочкам Ростовым, она оставалась бедной родственницей и всю жизнь чув-

ствовала себя облагодетельствованной.

Именно поэтому она слишком хорошо владеет собой, именно поэтому, узнав о Наташином

увлечении Анатолем, Соня подумала: «Теперь или никогда пришло время доказать, что я помню

благодеяния их семейства...»

И любовь Сони к Николаю могла бы быть иной, более яркой, более страстной, если бы не то

положение в доме, которое заставляло бедную племянницу бояться то Веры, то старой графини. Лю-

бовь ее бескрылая, но, может быть, именно потому, что ей с самого начала подрезали крылья?

Только один раз, на святках, в Соне проснулась смелая и свободная девушка, но больше

никогда Соня не была такой, как в этот вечер, и вернулась к своим узорам, к своему тихому самопо-

жертвованию.

В эпилоге Наташа скажет о ней: «пустоцвет» — ив этом слове будет жестокая правда. С

самого начала, с детства, она не и м е л а п р а в а на ту полноту чувств, которая переполняет На-

ташу. И в конце романа Толстой вернется к тому сравнению, с которым Соня появилась на первых

страницах: «Она дорожила, казалось, не столько людьми, сколько всей семьей. Она, как кошка,

прижилась не к людям, а к дому. Она ухаживала за старой графиней, ласкала и баловала детей,

всегда была готова оказать те мелкие услуги, на которые она была способна; но все это прини-

малось невольно с слишком слабою благодарностию...» (Курсив мой. — Н. Д.)

Жалко Соню. Так сложилось, что жизнь ее и вправду оказалась пустой, но если вдуматься,

разве она виновата в этом?

12. КОМЕТА 1812 ГОДА

Когда Соня перечисляла Наташе людей, для которых ее увлечение Анатолем будет горем, траге-

дией, она назвала Болконского, отца и Николая. Это верно: жених, отец и брат были в опасно-

сти: каждый из них, даже старый граф, если бы от него не скрыли правду о попытке похищения,

счел бы своим долгом вызвать Анатоля на дуэль, и кто знает, чем это могло бы кончиться.

60

Но есть еще один человек, для которого вся история Наташи и Анатоля — страшный удар. И

этого-то человека призывает Марья Дмитриевна, потому что он друг Наташи и друг князя Андрея,

потому что он честен, добр и ему можно доверить тайну.

Этот человек — Пьер. В те быстрые дни, когда Элен, используя его имя, сводила Наташу с

Анатолем, Пьер уезжал в Тверь. Если бы он был в салоне Элен в тот вечер, когда туда пригласили

Наташу. . Но его не было.

Как жил Пьер эти последние три года? Мы расстались с ним в Лысых Горах, куда его при-

вез князь Андрей; он полюбился всем, даже старому князю; он был полон сил и увлечен своей ма-

сонской деятельностью. Но разговор с князем Андреем произвел на него впечатление. Вернувшись в

Петербург, он пристальнее всмотрелся в масонов. По-прежнему он стоял во главе петербургской ложи,

вербовал членов, давал деньги. Но постепенно он «начал чувствовать, как та почва масонства, на кото-

рой он стоял, тем более уходила из-под его ног, чем тверже он старался стать на ней...»

Он уже понял, что есть среди масонов люди, «ни во что не верующие, ничего не желающие и

поступавшие в масонство только для сближения с молодыми, богатыми и сильными по связям и

знатности братьями, которых весьма много было в ложе».

В сущности, с этого начался его разрыв с масонством, хотя он оставался в ложе, по-прежне-

му уважал Баздеева, слушался его и советовался с ним. Но Пьер опять испытал безысходную тоску, и

снова его мучил все тот же вопрос: как жить?

Он смирился: «перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в

клуб, стал опять много пить... Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только

приехал из-за границы, кто-нибудь сказал бы ему, что... его колея давно пробита... и что, как он ни

вертись, он будет тем, чем были все в его положении... вот он, богатый муж неверной жены, камергер

в отставке, любящий покушать, выпить и, расстегнувшись, побранить слегка правительство...»

Но еще большие испытания предстояли ему, и боль шие горести, и большая любовь. Сам

того не зная, он всю свою жизнь любил Наташу — с тех пор, как он, двадцатилетний, нелепый, си -

дел за парадным столом у Ростовых, и взгляд «смешной оживленной девочки» иногда обращался на

него; с тех пор, как он танцевал с этой девочкой, играющей в большую, и она руководила им, не

давая спутать фигуры, — с тех пор он любил одну ее. Поэтому он так зорко увидел то важное, что

происходило между нею и Болконским, и радовался его счастью, и, сам не зная, отчего, мрачнел, и без-

отрадной представлялась ему его будущая жизнь.

«В глазах света Пьер был большой барин... умный чудак, ничего не делающий, но и никому