Ещё не пробило и восьми утра, а мы с Мэл уже пришли домой, минимум час у нас есть в запасе, побыть только вдвоем. Сил на игры после ночной смены у меня совсем не осталось, а засыпать, оставив малышку без присмотра нельзя. Мы поставили цветы в вазу, я легла на диван в прихожей и отдала на растерзание сестре свой лак для ногтей и ноги. Отличная возможность занять ребенка и при этом вздремнуть одним глазком. Мои веки тяжелеют с каждой минутой, бороться со сном становится невыносимо.
– Прекрасные цветы, Лаванда! ― слышу сквозь сон.
Резкий голос мамы напугал меня до полусмерти. Видимо я уснула. Интересно, как долго я спала? Смотрю на сидящую, рядом с диваном Мэл: её ногти, пальцы на руках и ногах густо закрашены голубым лаком. Боюсь даже смотреть на свои ноги, похоже час подремать удалось, не меньше. Голос мамы строгий, она выговаривает каждую букву четко, как делает только когда настроена со мной ругаться. Я тру глаза, размазывая остатки туши по всему лицу.
– Спасибо. И тебе привет, ― ложусь обратно на подушку и закрываю глаза.
Она становится прямо передо мной, опираясь на журнальный столик, скрещивает руки на груди в требовательной позе.
– Кто подарил?
– На работе, ― вру я.
Ну, не говорить же правду!
– Опять вранье… Всё время вранье либо хамство…
– Спасибо за поздравление мама, ― рычу возмущенно. ― Я тоже тебя люблю.
Я прячу голову под подушку, не хочу слышать этих нападок. Ну почему нельзя хоть раз в год быть нормальной матерью?
– Я повторю. Кто подарил цветы?
Сердце колотится, но я молчу. Настойчивость мамы подсказывает, что ответ на свой вопрос она уже знает.
– Сегодня рано утром, пока Мэл с Вестой спали, Сонечка должна была принести мне в магазин срезанные гортензии на продажу, ты же знаешь, как рано она встает, ― она выдерживает невыносимо долгие паузы, я понимаю, о чем пойдет речь, ― но она не пришла. Я волновалась, поэтому после смены отправилась к ней. ― «Ну вот… мне капец!» – думаю я. ― Ты ничего не хочешь мне рассказать?
Я резко поднимаюсь с дивана, хотела бы уйти, но этот разговор не уйдет вместе со мной. В конце концов, рано или поздно это должно было произойти. Мы с Джудином встречаемся и у нас всё серьезно. Он многим готов пожертвовать ради этих отношений, пора и мне взрослеть, учиться прямо говорить о своих решениях и выборе. Сейчас моё решение быть с Джудином твердо и неизменно, пришло время поставить мать в известность.
Показываю сестре, чтобы шла к себе в комнату.
– Что ты хочешь нового услышать от меня? ― взрываюсь я, не выдерживаю и перехожу на крик. ― Я так понимаю, Сонечка уже разложила тебе всё по полочкам. Только вот не уверена, что она видит ситуацию, как есть. Без гадких красок, что она нарисовала себе в фантазиях!
– В том-то и дело Лаванда, я хочу услышать это от тебя! ― заводится мама с полуоборота. ― Ты совсем потеряла рассудок? Да, я терпела все твои выходки и ужасное поведение слишком долго. Когда ты являлась под утро после ночных свиданий, то с одним, то с другим мальчиком, я надеялась, что близкий друг поможет тебе справиться с комплексом недолюбленности и ты станешь добрее, благоразумнее. Когда ты являлась с работы с ярко выраженным запахом алкоголя, что абсолютно неприемлемо для девочки твоего возраста, я молчала, пыталась понять, как тебе сложно разглядеть грани дозволенности в окружении людей не твоего возраста. Но это?!
Она, словно в отчаянии разводит руками, не может подобрать слова.
– Ой, мама, давай только не будем устраивать сцены играя в дочки-матери! Я взрослый человек, трезво отдаю себе отчет во всех своих действиях, и ты прекрасно знаешь, я не влезу в какую-нибудь юношескую глупость. Да, я встречаюсь с парнем немного старше, ну какое это имеет значение? Разве не главное, что он любит меня и заботится? ― пытаюсь, вести откровенный разговор, смягчая основные возражения матери.
– Немного старше? Ты хоть слышишь себя со стороны? Твой кавалер на три года младше меня, а я – твоя мать! Он мне в женихи годится, а ты маленькая девочка! Где твои мозги, взрослый ты человек? Да он самый настоящий урод, с явными психическими отклонениями, если выбрал себе в объекты обожания школьницу. Он поиграет с тобой и бросит, а ты останешься с разбитым сердцем и испорченной жизнью. Дай Бог, чтоб только с этим, ― еле останавливает себя, чтобы не наговорить ни есть каких глупостей.
– Знаешь, что… ― разворачиваюсь к выходу из комнаты, ― я не собираюсь слушать эту ересь! Тоже мне, знаток жизни! Где была твоя мудрость и проницательность, когда ты выходила замуж за подонка Матиса?
Эмоции взяли верх надо мной. Вот тебе и разумный взрослый человек. Как можно было сказать такое матери? Она стоит бледная, словно покойника увидела. Глаза выцвели, будто высосали всю жизнь. В некотором смысле так и есть, на её глазах умерла её маленькая дочь, что никогда раньше не позволяла себе упрекать мать.
– Лаванда… Я твоя мать… ― она тяжело сглатывает, пытается подобрать слова, ― моя задача уберечь тебя от ошибок, и я прошу тебя…