По строкам лавандовых книг. Часть 1

– Я сегодня сдаю смену. Мне нужно идти.

Уже на выходе из приемной чувство вины непонятно за что заставляет меня бросить фразу на прощание:

– Я люблю тебя, доктор Дивайс.

Всю дорогу в ординаторскую я думаю о том, как это несправедливо с моей стороны, говорить Джудину о любви. Мне сложно даже самой себе ответить на вопрос что я на самом деле чувствую к нему, я просто сказала то, что он хотел слышать: но разве это справедливо? До того как Литор превратился в адский котел, где мы вынуждены теперь вариться, я точно знала, чего хочу от него и что чувства, которые я испытываю к нему очень похожи на любовь. Но теперь… Жизнь потеряла смысл, а думать о будущем просто смешно, ведь шансы что у меня будет хотя бы завтра, уже неоднозначны, а даже если и наступит, то самое будущее, очень сложно представить каким оно будет.

Я совсем запуталась в том, что чувствую. Внутри звенящая пустота. Иногда она заполняет страхом, а иногда безысходностью, но для любви там точно места нет. Я стала часто отвечать взаимностью на ласки Джудина, только потому, что ему это нужно, так правильно, и он так хочет. Я стала его смыслом жизни. Иногда он ведет себя грубо, как сейчас, выходит из себя от ревности. Тогда мне начинает казаться, что его любовь ко мне по большей части мания. Но разве я вправе судить за чувства, когда у самой нет больше, чем чувствовать?

В ординаторской собрались девушки, приступающие к дежурству в ночную смену, нет только Триш.

– Привет. Карна, разве меня сегодня не должна менять Триш? ― спрашиваю у старшей.

Противная сестра-хозяйка каждый вечер и утро следит за пересменкой медсестер: проверяет соответствие записей в реестре смен и раздает чистые передники. Она очень злится, если кто-то опаздывает на вечернюю смену. Отсутствие Триш и взгляд Карны, подсказывает мне, что под горячую руку попаду именно я.

– Как мне надоели эти молодые девицы! Ну ты только посмотри, ― тычет пальцем в реестр смен, ― никакой дисциплины! Опаздывает каждый раз! Я видела, как она шла из общежития в госпиталь полчаса назад. Как можно было до сих пор не дойти до ординаторской?

От возмущений Карны аж стены ходуном ходят, что уж говорить об нервных слюнях, летящих во все стороны.

– Карна, не ругайся, прости девочку. Ты же знаешь, она всю жизнь ела с серебряной ложки, а тут нужно вдруг работать, да ещё и дисциплину соблюдать, ― пытаюсь свести всё в шутку, чтобы смягчить настроение злюки сестры-хозяйки. ― Я сейчас её поищу. Дай мне две минутки, ― целую её в щеку, выбегая из ординаторской.

– Ну ты и подлиза. У тебя пять минут, иначе выпишу выговор обоим! ― угрожает с улыбкой мне вслед.

Несмотря на то, что через неделю март, зима настойчиво держит морозы. Я накидываю куртку и иду на поиски Триш. Избалованное детство и вправду дает о себе знать, так что могу полностью согласиться с Карной, насчет отсутствия дисциплины у этой папиной дочки.

От госпиталя в общежитие ведет вымощенная плиткой аллея, вдоль которой высажены кусты алых роз. Сейчас они конечно не цветут, но налипшие сугробы снега на кустах и фонарях делает тропинку даже более сказочной, чем летом. Кампус – одно из немногих мест в Литоре, что ещё сохранило свою красоту. Мелкие снежинки красиво спускаются с неба, вечер тихий и даже свист пуль затих. Я ожидала увидеть Тришу в комнате, была уверена, что капризная девчонка, забыла прицепить какую-то модную заколку или накрасить губы и вернулась, вот теперь и опаздывает, но к моему огромному удивлению, нахожу её на заснеженной лавочке. Благодаря перегоревшей лампочке фонаря Трише удаётся остаться практически незаметной. Забившись на край, она сидит под кустом зимней розы.

– Триш, ты опоздала на пересменку, ― возмущенно говорю я.

Она вздрагивает от моего голоса и поднимает заплаканные глаза.

– У тебя всё в порядке? ― нерешительно спрашиваю.

– Я больше не могу так, ― заливаясь слезами, прохрипев мне в ответ, она вытирает глаза красными замерзшими руками.

– Слушай, ― стараюсь быть доброжелательной, но тон разговора выдает моё настоящее отношение к этой девчонке, ― я тебя понимаю. Всем тяжело, но сейчас не время давать волю слезам.

– Сейчас не время? ― Она бросает на меня презрительный взгляд, как упрек моим шаблонным фразам, от которых на душе становится только хуже. ― А когда подходящее время, Лаванда? Ты не можешь меня понять. У тебя всё просто и понятно. Твоей семьи больше нет, Дивайс носится с тобой как с писаной торбой, а главное – он рядом. Я же, каждый день умираю не меньше десятка раз. Я умираю после каждого взрыва, что доносится к нам вибрацией стен, умираю во время вечернего вестника, когда называют фамилии погибших, и каждый раз, когда из машины выгружают раненых. Моя единственная семья – отец, который находится в эпицентре боевых действий, а теперь ещё и любимый идет на передовую. Как мне жить? Что ты вообще можешь знать о моей жизни? Я всё время жду вестей о смерти близких. Больше не могу.