По строкам лавандовых книг. Часть 1

Я не могу остановиться, хочу большего, не могу отпустить его от себя. Меня переполняет необъяснимая буря чувств, на которые я уже думала неспособна. Опасаясь моей реакции, он осторожно ведет по бедру от колена до талии, смотрит в глаза и безмолвно просит разрешения продолжить. Неужели не видит, как он мне нужен сейчас? Оголяю тело, отвечаю на поцелуи и умоляю не останавливаться. Отбросив все оставшиеся стеснения, мы растворяемся в нежности друг друга.

*****

Глава 20

Резной сундук из прошлого века полностью парализовал мои мысли. Я точно знаю, что в нем лежит и точно знаю, что эта вещь заставит меня плакать не одну ночь. Отличать реальность от грез настолько сложно, что я невольно тешу себя надеждой: вдруг эти «воспоминания» часть лавандовых фантазий? И всё же… мне нужно увидеть своими глазами. Стаскиваю с крышки одеяло, открываю и убеждаюсь – мой лучик надежды лишь призрачная вера в чудеса.

Обгорелая по бокам шкатулка замотана в платок. Сажа до сих пор окрашивает руки. В день, когда снаряд попал в наш дом горела вся улица, помощи пострадавшим не было более двух часов после обстрела. Я узнала о случившемся на следующие утро. Маму хоронили без меня, я только через неделю вернулась из своих лавандовых кошмаров, что спрятали меня от невыносимой реальности. Домой меня отпустили всего на считанные часы, и то под конвоем двух солдат, на случай, если на пепелище будут мародерствовать мятежники. От нашего дома осталась одна несущая стена, из окон которой было видно старую вишню. Уцелело немного вещей, в их числе моя шкатулка и золото Мелиссы.

Неделя в кошмарах под капельницей отобрала все силы. Помню сырую пустоту в душе, когда, разгребая щепки я искала в развалинах всё что могло уцелеть, но не помню, чтобы я проронила и единой слезинки, как, впрочем, и на могиле матери. Мой мир был разбит. Я осталась одна. Реальность стала страшнее лавандовых кошмаров, иногда кажется, что находится в забытье безопасней.

Из-за вспышек памяти голова начинает невыносимо болеть до звона в ушах. Вопиющая несправедливость – я вынуждена переживать самые страшные моменты в жизни несколько раз. Грохот взрывов в памяти жужжит, как назойливая муха, запах мнимой гари оседает сажей в горле, а могила мамы стоит перед глазами…

Ледяная пустота в душе…

Бегу со всех ног по длинным коридорам госпиталя, сбивая всех на пути. Прохожие что-то кричат вслед, но я не слышу. Поскользнувшись на гладком мраморе перед кабинетом Джуда я падаю на пол. Острая боль в колене ещё больше путает букет воспаленных чувств. Сложно сфокусировать внимание на чем-то одном. Стены, свет, люди – всё размыто. Джудина в кабинете нет. Мне нужно его найти! Дверь в ординаторскую заедает, но я дергаю за ручку со всей силы и буквально ввалившись, вижу его.

– Джудин! ― Бросаюсь к нему со всех ног. ― Джудин, я заболела, правда?

– Лаванда, что с тобой?

Он вытирает платком капельки пота с моего лица, а я едва сдерживаю нарастающую внутри истерику.

– Я же заболела, правда?

– Детка, уже всё хорошо. Ты только успокойся.

– Нет же! Я заболела! Я лежала в госпитале. У меня есть вот это, ― показываю на синяк от катетера, ― меня лечили!

– Да, так и было.

– Джудин, где моя мама? Почему она не пришла меня навестить? Я хочу знать, почему!

Присутствующие на пятиминутке в ординаторской врачи и медсестры застыли в молчании, затаив дыхание. Джудин не хочет отвечать на мой вопрос, он мнется, пытается подобрать слова, но в конце концов только прячет глаза. Не нужно даже говорить и так понятно – воспоминания настоящие. Слёзы обжигают глаза, без сил я падаю на пол и кричу:

– Я хочу к маме! Мамочка…

Все невыплаканные слёзы со дня её смерти, наконец-то вырвались наружу. Джудин сгребает меня в охапку, кладет мою голову себе на плечо и качает, пытаясь успокоить, но безуспешно.

Сегодня я не иду спать к себе в комнату, сплю у Джудина. Он знает, что в целом мире нет слов, которые могут утешить в моей утрате, поэтому он просто рядом, терпеливо успокаивает, как ребенка. Я быстро выбиваюсь из сил и ненадолго засыпаю, но как только сон отступает, слёзы возвращаются вперемешку с воем.

На утреннюю смену я, как обещала Трише, заступить не могу. Джудин предложил уколоть успокоительное, которое поможет хоть немного поспать и дать моему организму отдохнуть, но я отказываюсь. Я приняла решение: больше не позволю себе быть слабой и впадать в сумасшествие, слишком много антидепрессантов в меня напичкано за последние время, коль я уже стала терять память и рассудок не только во снах, но и наяву.