В этот раз я уверена, что сдержу слово.
– Ну, хорошо…
Она всхлипывает последний раз, собирается с духом, вытирает рукавом лицо и на выдохе добавляет:
– Пора, подруга.
– Что? О чем ты?
Гаснет свет. На мгновение я теряюсь в пространстве. От страха хватаюсь за простыни. В палату врываются два ярких мерцающих огонька. Первый – Лукас. Не могу поверить, что снова вижу его! Через всё лицо лежит грубый шрам, но в целом это тот же парень, которого я знала в прошлой жизни. Он одет в солдатскую форму Патриума, в руках зажал фонарь и автомат. Удивление встрече тут же растворяется, стоит появиться в дверном проеме силуэту второго огонька.
– Прим!
Он на ходу перекидывает через плечо сумку из рук Веринии, укутывает меня в легкий плед и подхватывает на руки. Вериния помогает избавиться от всех проводов. Ко мне словно подключили запасной генератор сил. Сердце бьется как сумасшедшее, а душа расцветает весенним цветом. Я крепко обвиваю шею парня, прижимаюсь всем телом к его груди, кладу голову на плечо и вываливаю на него поток отрывистых нелогичных извинений, но он не слушает, обрывает моё бормотание на полуслове.
– Давай отложим болтовню на потом. Держись крепко.
Вериния хватает Прим за руку, разворачивая напоследок к себе, бегло чмокает меня в щеку. Это действительно было прощание. Мы бежим по долгому темному коридору, Лукас впереди освещает дорогу. Вдали слышны крики сотрудников госпиталя, они приближаются, но мы быстрее. Заряд энергии истекает в секунды, без капельницы боль быстро опоясывает и расходует силы. Мне сложно воспринимать происходящие, на минуту я погружаюсь в бессознательное состояние, потом прихожу в себя снова, и так по кругу. Знаю, что мы бежим, а потом, плечи Прим ускользают из-под моих рук. Я шлепаюсь щекой на кожаную поверхность. Тряска. Она отдается дикой болью в животе, и я опять отключаюсь.
Вспышки перед глазами похожи на оранжевый рассвет. Всматриваюсь вдаль, прогоняя пелену: и правда, это нежные оттенки оранжевого рассвета разлились по небу. Они балуют красотой пейзажа. Меня знобит, я не понимаю где нахожусь, с кем, и что происходит вокруг, распознать могу только небо и боль, а ещё жуткий озноб. Сил нет, я устала. Всё как в бреду. Язык не слушается, издает только стон, а так хочется плакать, но слёзы не идут.
Прим притягивает меня к себе. Судя по тряске, что тревожит мою рану, мы где-то едем, но почему-то под открытым небом. На мне уже нет больничной сорочки, я в одежде из сумки Веринии. Он оттягивает мою кофту, рассматривает рану, а когда коснется её пальцами, я кричу от адской боли и снова теряю сознание. Эти полеты из сознания в обмороки очень выматывают, режут мою жизнь на лоскутки вспышек, но главное, что в каждом из них есть Прим.
В очередной раз открываю глаза: светит яркое солнце, ощущения уже гораздо четче, их легче распознать, отделять друг от друга. Прим держит меня крепко в охапке, замотанную в плед, опирает голову о металлическую стену грузового вагона поезда. Он дремлет, но стоит мне пошевелиться, тут же вздрагивает от ужаса. Убедившись, что всё хорошо зарывается носом в мои волосы и с облегчением выдыхает.
– Поспи, тебе будет легче, ― уговаривает Прим.
– Хорошо… Ты только мне пообещай.
– Что?
После той ночи, когда он ушел и сказал, что ненавидит то, во что я превратилась, я боюсь, что он больше не вернется. Даже сейчас у него на руках, я боюсь закрывать глаза, не хочу в следующий момент оказаться одной. Навсегда.
– Что ты будешь со мной.
Он мягко улыбается.
– Я всегда с тобой.
Вскоре удается уснуть, но потом снова тряска и боль. Я горю. Тело ломит, озноб такой, что, кажется, мышцы отходят от кости, а реальность плавает в одной тарелке с кашей фантастических галлюцинаций. Не знаю, где правда, а что лишь мираж. Прим все время то кутает меня, то раскрывает, но жар не уходит, а я как тряпичная кукла болтаюсь у него на руках. Мы долго едем, потом он несет меня. Куда мы? Нет сил, даже спросить. Рана мокрая, то ли от сукровицы, то ли от крови, не знаю. Кажется, я слышу голос Брутуса, а потом и Виктора, но это часть миражей. Самый яркий из них – шум прибоя. Он такой реальный, я даже чувствую вкус соленого моря на языке.
Жар не сдает позиций, отчаяние Прим растет, но не моё. Отличный момент, чтобы умереть. Я слышу море, даже если оно только в моей голове, это неважно. Качка пробуждает тошноту. Откуда качка? Чайка на небе парит, расправив крылья, а море шепчет мне свои секреты. Может и это желание сбылось: я превратилась в рыбку? Маленькие ладошки обхватывают моё лицо. Они тепленькие и пахнут мелиссовым чаем и печеньем. Бред агонии жара нарисовал всё, что мне нужно в этой жизни. Наконец-то я умерла…
Эпилог