По строкам лавандовых книг. Часть 2

Короткий отрывистый писк разряжает гнетущую тишину. Сухость режет глаза, но немного проморгавшись, белая пелена приобретает формы и чертит серые прожилки небольших квадратиков кафеля, которым выложена комната. Я прикована эластичными ремнями к койке, накрыта белой простыней. Повернуть шею больно – затекла. Свободно шевелить могу только пальцами, но на указательных прикреплены датчики, от которых проводок ведет куда-то под простынь. Что со мной? Я жива?

Пока что понятно только одно – в горле торчит огромная трубка, она помогает мне дышать, но при этом доставляет жуткий дискомфорт. Руки тяжелые и непослушные, но я стараюсь с ними совладать. Сбрасываю датчики, вытягиваю трубку и выдергиваю капельницу из вены в левой руке. Теперь больно глотать.

Я в больнице. Меня снова накачивают всякой дрянью? Я не позволю снова превратить меня в овощ, загнать в искусственную эйфорию. Поднимаю простыть: теперь понятно для чего ремни – мой живот прострелен насквозь. Швы слишком большие как для обычного изъятия пули, похоже что-то уладили. Я вся сплошной блок питания для хаотично растыканных в меня проводов. Процесс расстегивания ремней отнимает немало времени и сил, на проводки их уже совсем не осталось, приходится выдернуть их к чертям одним махом. Пикающий аппарат приходит в панику, бесперебойно и громко сигналит о моём побеге. В палату врываются мужчины в белых халатах. Я прижимаю рукой рану, пытаюсь встать с койки, но перед глазами кромешная тьма. Падаю без сознания, рассекая бровь об угол аппарата истерички.

В следующий раз, когда прихожу в себя, я снова прикована к кровати, и снова под капельницей, но теперь без ужасной трубки во рту. Горло дерет, связки повреждены, не могу говорить, только хриплю, это отнимает много сил, и я снова отключаюсь. Так происходит раз за разом. В очередной из них, возвращаясь в сознание, я чувствую тепло чьих-то рук на моих волосах. Несколько минут просто лежу с закрытыми глазами, прислушиваюсь к дыханию присутствующего человека. Это реальность или мама снова явилась видением? Дыхание отрывистое, вот-вот и сорвется навзрыд, но тепло рук такое знакомое и родное, что я от интереса открываю глаза.

Постарела не меньше как на век, с опущенными, выцветшими от слез глазами, надо мной склонилась Лидия. Она по-матерински утешает меня даже во сне. Этого не может быть наяву, наверняка я снова в лавандовом бреду, стоит посмотреть по сторонам, и я увижу цветущие веточки. Кручу головой во все стороны. Переполошившись, Лидочка подскакивает со стула и целует меня в лоб, щеки, веки и макушку. Лаванды нет, есть только Лидия. Смыкаю руки у неё за спиной, их тяжело удержать, как и слезы, что навзрыд бегут в три ручья. Живот дрожит, прошибает болью насквозь, но это такие пустяки по сравнению с тем, что я чувствую сейчас обнимая её.

Ощупываю её пальцами, боюсь растает как мираж, но она самая настоящая, живая из плоти и крови – моя Лидочка! Так много хочется сказать и так много спросить, словно жизнь подарила второй шанс, и я могу его упустить, но дурацкая трубка так изуродовала горло, что вместо слов вырывается только хрипы да всхлипы, больше похожие на предсмертные вздохи давящегося зверька.

– Тихо… деточка… Всё хорошо, ― успокаивает меня Лидочка не разрешая привстать, боится, что разойдутся швы. ― Я позову его, подожди, ― приговаривает, нежно укладывая меня обратно, но я не расцепляю рук, не хочу её отпускать. ― Он придет, ты же знаешь, он всегда приходит.

Чувство дежавю не покидает с момента, как я открыла глаза. Если бы не дыра размером с яблоко в животе, небрежно заштопанная каким-то стажером, или дрожащими руками, подумала бы, что мои провалы в памяти вернулись на круги своя. Не успела я опомниться от счастья, после встречи с Лидочкой в палату возвращаются амбалы в белых халатах. Первая реакция – паника. Я всё ещё не понимаю где я и что происходит, но знаю точно одно – я жива, а это для меня скорее неприятность, чем удача.

При виде медработников я вздрагиваю, цепляюсь за руку Лидии, как вдруг, в дверном проеме вырисовывается знакомый силуэт. Слёзы непроизвольно катятся по щекам, заливая ямочки улыбки. Он жив! Он здесь! Такой же мужественный и красивый, как всегда… Джудин обхватывает моё лицо ладонями и крепко прижимается ко мне губами.

– И снова здравствуй, ― шепчет, глотая жадно воздух. ― Детка, ты больше от меня не убежишь.

После череды безмолвных слез радости, поцелуев и объятий, мне открывают подробности последней ночи, что оставила на мне след в виде зияющей дыры в животе.