По строкам лавандовых книг. Часть 2

В том страшном месте мохнатые, размером с ладонь, или немного меньше, сколопендры лезут изо всех щелей, а бетонная стяжка под ногами пропитана насквозь сыростью. Местами от грибка ползущего по всему помещению, пол зеленоватый. Мы вернулись в начало пути: я на задании, а Прим в заложниках. По традиции, у меня нет права на ошибку. Перед глазами вырисовываются события той ночи, когда я уговаривала Прим пойти на сделку с Кликсом. Фантазия расписывает эту картину багровыми красками и штрихами. Зачем он только послушал меня тогда?

Я не могу произнести ни слова в ответ на ироничные утверждения подонка Матиса, только пялюсь на него как зачарованная. Запах сырости воспоминаний такой едкий и сильный, что моя слизистая в мгновение отекает и не дает воздуху попадать в легкие. Я стараюсь вдыхать ртом, но боюсь, что рвотный спазм стянувший горло найдет выход, как только я открою рот. Меня выворачивает наизнанку, желудок скручивается в жгут. Только сейчас я задумалась, когда в последний раз ела. Совсем неудивительно, что кроме обжигающей пены из желудочного сока (и та в очень скудных объемах), из меня нечего выкрутить. В передышках между спазмами я нахожу в себе силы ответить.

– Премиленько!

Две недели тянутся, как одна непрерывная бесконечность в битве с собственными внутренними демонами. Выжидание… Помню, как на курсах военной подготовки нам приходилось сидеть в засаде часами выжидая нападения, так нас учили усидчивости. После трех или четырех часов выжидания тело затекает и покалывает иголочками. При таких обстоятельствах можешь думать только о том, как же хочется размять кости, а тебе нужно внимательно пялиться в маленький оптический прицел, еле дыша. Я ненавидела практические занятия. Сейчас ненавижу выжидание ещё больше.

Квартира тесная и больше похожа на студию, чем на полноценное жилище. Спальня плавно перетекает в кухню, а из неё в коридор. Единственная дверь – кроме входной – ведет в ванную, но мне даже нравится, нестрашно быть одной, хотя я не могу избавиться от чувства, что меня снова запихнули в психушку. Белые стены, белый кафель, белая постель, и всё-всё белое.

Если лежать долго на спине, опустив с кровати голову вниз, и раскинуть руки в стороны, кровь в висках пульсирует так часто, что глаза покрываются дымкой, а картинка плывет. Кажется, будто лежу в сугробе снега, наблюдаю, как блестящие миниатюрные снежинки кружат в танцах и плавно ложатся на белое полотно вокруг. Занимательно, но быстро утомляет, а развлечений здесь не так уж и много. В основном я медленно схожу с ума.

Ночь – самый тяжелый период суток. Я вижу лавандовые сны, в них Прим лежит бездыханно в самом центре фиолетового поля, а я бегу к нему, но почва под ногами – вращающийся барабан. Прим всегда так далеко от меня, что не достать. Самостоятельно избавляться от кошмаров становиться всё сложнее. Иногда в наваждении утопают насколько суток, а выкарабкавшись наконец-то из лавандовых грез в реальность, я несколько часов определяю сколько дней прошло мимо меня. Моё тело истощенно от голода. Каждое утро таинственная коробка, как по часам появляется под дверью. Традиционно в ней галетное печенье, немного сушеной смеси мяты и мелиссы, а ещё ржаной хлеб с изюмом, и демонстративные печеные яблоки. Этот паёк, как напоминание мне – для ОНР я стала печеным яблоком. Нет пути назад, есть только залитая липкой кровью, узкая тропка вперед – ярмо наёмницы.

Из последнего омута лаванды я выползла уже без ссадин на лице и практически без синяков, а ещё с ужасной болью в желудке и рвотой каждый раз, как только глотну хоть крошку паршивой еды. Видимо я провела в забытье не менее трех дней. В борьбе со сном и своим страхом перед ним, я стараюсь занять себя скромными развлечениями: смотрю часами на прохожих, считаю окна в которых горит свет в доме напротив, разыгрываю в ролях пьесы, что нас заставляли учить наизусть в школе. Возможно теперь мои навыки актерского мастерства достойны внимания.

На седьмой или девятый день (не уверена в точности подсчетов) происходит, как мне казалось, невозможное. После захода солнца весь город обесточен. Я наблюдаю из окна, как маленькие фигурки хаотично маются по улицам, сеют суету. Город, в котором каждый сантиметр перекроен на новейший лад, полностью зависит в своей жизнедеятельности от электричества. Замки автоматически открыты в каждом доме, административном здании и коммерческих ячейках. Все камеры, напичканные в каждый угол, отключены. Окружающий город электрозабор обесточен. Монтис как на ладони – заходи, бери!

И они зашли…

За считанные часы все улицы словно рассыпавшимся горошком были усеяны солдатами на внедорожниках. Людей разогнали по домам, очистили улицы, а потом наступила гробовая тишина. Всю ночь и утро я наблюдаю за улицами, мне не до сна, смех не дает уснуть. Я видела всё это, так недавно!