По ступеням «Божьего трона»

Горы правого берега р. Бабо-хэ видны были на далекое расстояние. Передовая их цепь, сложенная, по-видимому, исключительно из красных глинистых песчаников и конгломератов, нигде не переступала своими вершинами за снеговую линию, но далее к северу снег виднелся во многих местах. Вероятно, он венчал пики хребта, общее направление коего выяснили засечки, произведенные братом еще в передний путь вдоль северных склонов Нань-Шаня. Только одна гора с пятнами снега возвышалась ближе к долине Бабо и несомненно вне помянутого хребта; мы видели ее уже с места нашей стоянки в тополевой роще, а впоследствии и из долины Хый-хэ, благодаря чему явилась возможность с достаточной точностью определить ее местоположение в том хаосе гор, который представляет из себя северная цепь Нань-Шаня: она подымается в 12 км к северо-востоку от места слияния рек Бабо-хэ и Хый-хэ и имеет два пика, оба почти одинаковой высоты. Горы к западу не имели снега; впрочем, в эту сторону горизонт заслонен был тучами, которые на безоблачном до того небе появились как-то вдруг и теперь медленно сползали в долину Хый-хэ. Зато в тылу ясное небо позволяло проследить цепь белков[216] в необъятную даль, где снеговые поля были уже неотличимы от облаков.

Спуск с горы, круто обрывавшейся в русло Хый-хэ, был несколько положе подъема и вывел нас на высокую береговую террасу, скудно поросшую злаками и полынью. Пройдя ею километра три, мы вновь очутились перед горой, которая, как и первая, высоким валом перегораживала долину Хый-хэ. На ее вершине караван вдруг остановился и был свидетелем редкой по удаче охоты на ушастых фазанов.

Экспедиционные собаки, Кальта и Койсер, до того понуро шагавшие впереди, вдруг встрепенулись и с громким лаем бросились вниз по крутому разлогу, к одиноко росшему на голом глинисто-песчаном откосе кусту караганы, из-под которого в тот же момент выскочил целый выводок ушастых фазанов. Нечего и говорить, какой это вызвало переполох в нашем отряде! Схватились, конечно, прежде всего за ружья, но, увы! имевшие при себе дробовики, как нарочно, на этот раз поотстали. Когда же, наконец, брат подскакал к разлогу, то застал в нем следующую картину; все три наши собаки с неистовым лаем носились за птицами, которые, очевидно позабыв о своих крыльях, как безумные кружились на одном месте; сюда же сбежались и оставшиеся без надзора бараны и своими отчаянными прыжками довершали невероятную сутолоку, царившую в овраге на пространстве каких-нибудь 45 кв. м.

Боясь поранить собак, брат долгое время не мог улучить минуты, но вот он спустил курок, и один из фазанов кубарем слетел вниз. Это обстоятельство послужило точно сигналом остальным. Распустив хвосты и крылья, они ринулись книзу и в один миг исчезли за уступом скалы; все же, однако, брату удалось сделать вдогонку несколько выстрелов и уложить еще трех птенцов, которые и дополнили прекрасную коллекцию этих птиц, собранную нами в Центральном Нань-Шане.

По спуске с горы дальнейший наш путь до места ночлега, т. е. на протяжении еще девяти километров, пролегал по местности, носившей тот же, что и раньше, характер: мы или шли по очень круто обрывавшейся в реку береговой террасе, или вновь взбирались на почти лишенные растительности горные отроги, сложенные из грубых конгломератов с заметно нарушенным напластованием. На ночлег мы расположились у самой реки, в роще ив, тополей и облепих (Hippophaл rhamnoides), достигавших здесь размеров порядочного деревца.

В этом месте река имела в ширину около 25 м и несла свои мутные, серые воды с глухим шумом и чрезвычайной стремительностью. В начале мая Потанин, хотя и с трудом, несколько раз переходил ее вброд; но в июле и августе вода в реке стоит выше, и тогда уже переправа через нее становится невозможной, притом на всем ее протяжении от устья Ихура. Последний – не только важнейший из притоков Хый-хэ, но и главнейший ее загрязнитель, так как только отсюда дотоле совершенно чистые воды Хый-хэ получают ту грязно-серую окраску, которая вполне оправдывает китайское наименование этой реки. Потанин приводит также и туземное ее название – Бардун, но нам не довелось его слышать.

Едва мы уставили юрты, как к нам на рысях подъехали два китайских солдата, возвращавшихся с верховьев Бардуна на пикет У-бо. Они были из числа тех, которые в последних числах апреля провожали нас на перевал Чжи-нань-линь, и теперь немало удивились, встретив нас без конвоя и проводников. Они пробыли у нас около часу и дали нам немало полезных указаний относительно предстоявшего нам пути. Они также уверили нас, что среди золотоискателей, работающих повсеместно выше И-ху-лу-гола, мы без затруднений найдем проводника через горы в г. Су-чжоу.

Местность, по которой мы шли на следующий день, принадлежала к числу живописнейших в Нань-Шане.