По сусекам…

Мозг выносит там свекрови!

Третья ветвь, здесь, в Становом,

Как учёба, так дурдом.

Рядом ветвь мужского пола,

Нет и дня без валидола!

Вместе мы как дуб могучий,

Нас не сломит шторм гремучий!

Владимиру Семёновичу

Тебе 80 лет

Было бы сегодня.

Где твой чёрный пистолет?

Чтоб шмальнуть Володя!

Казнокрадов и чинуш

Развелося тёмно!

От их мерзких чёрных душ

Тебе наверно больно!

Про Афган бы пел,

Про Чечню страдал.

За Донбасский беспредел

Ты бы жизнь отдал!

Про желтушные газеты,

Про продажных судей.

Чуть чихнёшь-кругом наветы,

Устал от словоблудий.

Ты бы глотку рвал,

За больных детей.

И бомжу бы отдал до копейки

Бюрократа давил без особых затей,

И на всех бы нашлись «батарейки».

…Ну, а может всё быть, и не так могло?

Вдруг, обласканный новой элитой

Притупил бы «дупло»,

И слетел бы с народной орбиты.

Ведь куда не глянь,

Олигархи-дрянь.

Жаждут личной, суки наживы,

А народ как бурьян,

Слава Богу, спасибо, что живы!

Но Семёныч плевал на чинушу,

Он ушёл в сорок два,

Не изгадивши душу

Не меняя за рубль, Братва!

Он знавал настоящую дружбу

И Московских дворов круговерть.

Почитая театр как службу,

Оставляя кино на десерт.

Он военным своим лихолетьем,

И талантом, что был от Творца,

Передал нам наивным в наследье

Вековечную мудрость Борца!

Встреча

Посвящается поэту

и музыканту С.Н. Кулешову

Тяжёлым ватным одеялом

Укрыла ночь блокадный град.

И многих в эту ночь не стало,

Бомбили фрицы всё подряд.

Больницы, улицы и скверы,

Мосты, каналы и дома.

И даже храмы, изуверы,

Крушили, выжив из ума!

Я это знал, в мои познания

Вдохнула встреча налегке.

В ней были мысли мироздания,

Смех со слезами был в тоске.

Красавчик пушкинской породы,

С улыбкой чистой белизны.

Пропитан видно от природы

Душой военной новизны.

Он чутко, трепетно, с оскалом,

Рифмуя жизнь, пронзает смерть.

А в жизни сам хлебнул не мало,

Больничной жизни круговерть.

В его рассказах о Победе

Есть параллель и о своей.

В ней Питер, дворик на обеде,

Переосмысл жизни всей.

Борьба с чинушей, нервный стих,

Уже зажил больничный шов.

И блеск в глазах, он не затих,

В строю Серёга Кулешов!

ЭПИЛОГ (подражание)

…Мы разучились разукрашивать себя,

Быть лучше, чем мы есть на самом деле.

Тем самым свою жизнь в конец губя,

Мы научились забывать самих себя…

Давным – давно…

Рождённый на Волге, прожил там недолго.

И стала родная земля Пороная.

Затем, чтоб быть ближе к продаже чим-чи,

Осело семейство в посёлке Ключи.

Голодное детство, ж/д по соседству,

В совхозе работа, работа до пота.

И шкура на теле дубела,

Дубела почти без пробела.

На флоте три года, муштра и закалка,

Спасала Сашка' от природы смекалка.

Пришёл он со службы в совхоз Комсомолец

И жил он с родными у самых околиц.

Влюблялся, рыбачил, работал и жил,

И верною дружбой всегда дорожил.

Родил двух сынов и лапочку дочку,

Дорогу забыл он к тому адресочку.

Коммерция мало для жизни дала,

Скотина всегда поправляла дела.

Эпилог

…Давным – давно он мёл гавно.

Давным – давно не пьёт вино,

И чтобы снять сомнения,

Нужны нам объяснения.

Бытует вроде истина, что истина в вине,

У Сашки тоже истина, – не тонет он в гавне!

Илье Олейникову

Быть может ошибка?!

Иль чей-то навет?

Скупая улыбка,

С портрета в ответ.

Артиста не стало,

В груди холодок.

Сойди с пьедестала,

Вернись в "Городок"!

Когда дети рядом

Чтобы сердце не болело,

Дети рядом жить должны.

Ведь душа к ним прикипела,

Расстояния страшны!

Как же раньше жили люди

Без звонков и эСэМэС?

Скайп с Ватсапом вам на блюде

И другой «деликатес».

…Письма, добрые, большие,

Чуть не в целую тетрадь.

В них приветы от души,

Всей родне, не сосчитать.

А по праздникам открытки,

В бандерольки, кто что смог.

Рыба, сало, шоколада плитки,

Сухофрукты и медок.

…Третий день гудят бураны,

Обрывают провода.

Замерли' на стройках краны,

И в безмолвии города.

В эти дни особо остро,

Кожей чувствуешь детей!

Засыпается не просто,

Но не жду плохих вестей.

Константиново

С благоговеньем я ступаю на тропинку,

Которой Гений хаживал не раз.

Я вижу: те берёзы, клёны и рябинку

Здесь пахнет Русью, волей без прикрас!

Высокий берег над излучиной Оки,

Те самые луга, где стих с косой роднился,

Здесь думать о другом мне как-то не с руки,

Я воздухом есенинским напился.

…Мне хочется творить и хулиганить,

Здесь нараспашку сердце и душа.

Мне хочется, как Он стихами ранить,

На смех и слёзы эмоции кроша!

Кочневу дяде Боре

Хмурый дядька жил в посёлке,

Мы его слегка боялись.

Дом у речки шустрой Колки,

На санях мы там катались.

Был он батей другу Лёхе,

Длинноногому дрищу

И его сестрёнке крохе,

Я по ним всегда грущу.

С бородою, хромоногий,

«Рубль-двадцать»,– вслед неслось.

Лишь он только на пороге,

Рассыпались дети врозь…

…Мастер он в столярном деле,

Будь то мебель или дом.

В доме песен том не пели,

Скучновато было в нём.

Лишь спустя лет 30 с гаком,

Я узнал, что он Герой!

Что не полз от фрицев раком,

А топорщил грудь горой.

Кавалером дважды Славы,

Награждён хлебнувши горя.

Ах, как были мы неправы,

Ты прости нас дядя Боря!

Крым

Не люблю я осень,

Не люблю я зиму.

Хочется всё бросить,

Побродить по Крыму!

Паутинной ниткой

«Чушкина» коса,

Горы Керчи зыбко

Колышут небеса.

Тросом корабельным