По святым местам

А триста человек из избранного народа Божьего вместе с детьми зондеркоманда расстреляла из пулеметов этой ночью в противотанковом рву у подножья Лысой горы, где течет чистый ручей за поселком Теберда. На базарной площади полицейскими была привезена и брошена целая гора снятой евреями перед расстрелом одежды и обуви. Но никто к ней не подходил и ничего не брал. Так и лежала она, пока карачаи не облили ее бензином и не сожгли.

Впоследствии, изучая мировую историю народов, я увидел жестокую и последовательную закономерность, что все те, кто гнали и уничтожали еврейский народ, сами потом бесславно погибали вместе со своим государством, властью и культурой. И на их пепелищах возникали новые государственные формации и сюда приходили новые народы. Один за одним сменялись века, исчезали бесследно племена, народы, государства. Землю опустошала чума, бесчисленные кровавые войны, а этот удивительный, странный и таинственный народ был неистребим и сохранялся на земле во все века и до наших времен, вероятно, по неизъяснимой воле Творца и Создателя всего сущего в нашем скорбном и грешном мире.

Итак, вернемся в Теберду, где время работало на нас. Неожиданно у немцев объявили великий траур по погибшей под Сталинградом армии фельдмаршала Паулюса. На площади поселка немцы устроили траурное богослужение. На постаменте был поставлен гроб, покрытый государственным знаменем Третьего рейха. Католический капеллан в облачении, из-под которого виднелись зеленые солдатские брюки и горные ботинки, отслужил панихиду. Каре солдат в касках с карабинами и примкнутыми тесаками дали вверх три залпа, прогрохотавших эхом в горах, и разошлись.

Вскоре после этого немцы забеспокоились, засобирались и ночью ушли, взорвав за собой мост через реку. На следующий день с Глухорского перевала спустился отряд лыжников Советской Армии. Над комендатурой поднялся красный флаг.

Тогда батюшка обнял меня, поздравил и сказал:

– Ну, Алеша, видно, кончилось твое келейное сидение. Пора выходить тебе к своим.

– Благословите, батюшка, и я пойду, но как?! Как я объявлюсь без документов?

Тогда батюшка, улыбаясь, вынул из кармана подрясника и подал мне мою книжку командира Красной Армии.

– Как, вы ее тогда не сожгли?!

– Нет, Алеша, я знал, что придет время, и она тебе еще понадобится. Она у меня была припрятана на чердаке. Прощай, Алеша, сейчас только начало 1943 года, впереди тебя ждет большая военная дорога, много скорбей тебе еще придется испытать, но Господь тебя сохранит. Тебя не убьют, но ранен тяжело будешь. После войны приезжай навестить старого монаха.

И мы расстались навсегда.

После войны я приезжал на Домбай, но батюшки Патермуфия уже здесь не было. Пастухи сказали, что ушел монах на новые места. Не то в Красную Поляну, не то в горы Абхазии.

Да благословит Господь твоя святую душу, батюшка Патермуфий! Я всегда помню, как ты говорил: «Ищи прежде всего Царство Божие, а все остальное приложится».

И что вера без дел мертва есть.

Кавказский пустынник священномонах отец Кронид

Давно я хотел научиться дивному и спасительному молитвенному деланию – Иисусовой молитве, но никто мне толком не мог объяснить в наших краях, как правильно взяться за это, а у самого ничего не выходило, хотя я читал и «Добротолюбие», и св. Паисия Величковского, и свт. Феофана Затворника. Но, видно, душа еще не созрела для этого святого делания, вероятно, и сам я еще стоял на первой ступеньке духовного восхождения, где еще разум и душа не удобрены благодатью Духа Святого, и Ангел Хранитель, приснившийся в утреннем сне, пропел мне печально: «Анаксиос, анакси-ос, анаксиос!» – что по-русски обозначает: «Недостоин, недостоин, недостоин».

Итак, я взял на службе очередной отпуск, выпросил еще и за свой счет и отправился в горы Абхазии, где, прослышал, есть старцы-пустынники, искусные в Иисусовой молитве. В Сухуми в православном храме мне подробно рассказали, как и где их можно отыскать, проводили до Бзыбского ущелья, а там и нашелся попутчик-пустынник. И вот после долгого и трудного пути я у дверей кельи одного из старцев. Дверь в сени была сработана из толстых ясеневых досок, потемневших от времени, туманов и докучливых зимних дождей. В верхней части в доску был врезан древний литой крест с распятием, а под ним кривыми буквами белой краской надпись: «Святый Архангел Михаил».

Я постучал костылем в дверь и возгласил:

– Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!

За дверью послышались шаги, скрип отодвигаемых засовов, и старческий голос громко произнес:

– Аминь!

Дверь отворилась, и на пороге появился высокий, несколько согбенный, весь седой старец. Он щурился от света и, держа ладонь козырьком над глазами, приветливо вглядывался в меня. Он был одет в ветхий серый подрясник, подпоясанный широким кожаным ремнем, на груди иерейский восьмиконечный крест.

– Благословите, батюшка! – сказал я и сложил ладони ковшиком.

– Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, да благословит тебя Бог на самое доброе.