По святым местам

Таких несчастных, холодных и бездомных на Руси называли блаженными, потому что сами по себе эти бедняги были счастливы и Богом согреты и не оставлены. И еще их называли юродивыми, то есть безумными, потому что они являли собой страшный, отталкивающий, безумный образ. Этими несчастными и раньше, и теперь переполнены психиатрические клиники, где их успешно или безуспешно пытаются лечить. Но среди этого сонма сумасшедших есть еще и юродивые ради Христа – это совсем особая статья, и их не надо путать с обычными психами и бесноватыми, хотя на первый взгляд все они вроде одинаковы. Это не так. Юродство Христа ради – это один из самых тяжелых подвигов в Православии, и взявших на себя этот подвиг ничтожно мало на всем протяжении истории христианства. Этот подвиг принимается из величайшей любви к Богу и своим ближним. Это избранники Божии, сильные духом и телом, бесстрашные перед земным миром и даже перед коронованными правителями его, которых они никогда не боялись обличать в неправедных поступках. Имея от Бога дар предвидения будущего, они молитвами, иногда нелепыми поступками и жестами, бессвязной речью нередко избавляли сограждан от грозивших им бедствий, не раз отвращали гнев Божий от своих современников, у которых, в большей части, были в поношении и презрении. Эти юродивые совершенно пренебрегали малейшими удобствами жизни и, подобно бездомным псам, не имели жилища и не заботились о том, где приклонить голову. Но зато они от Бога имели благодать пророческого служения, а как известно, пророк – это голос Духа Святого, который служит для передачи людям воли Божией.

Вот такой и была блаженная Ксенюшка Петербургская. Она родилась в начале XVIII века у благородных и богатых родителей. В 18 лет была выдана замуж за Андрея Федоровича Петрова – человека уже не первой молодости, в чине полковника, служившего придворным певчим. Брак оказался счастливым, но недолгим. И когда Ксении было 25 лет, муж ее скоропостижно скончался, не успев исповедаться и не приняв Святого Причастия. Это так поразило Ксению, что она надела на себя мундир горячо любимого покойного мужа, велев называть себя Андреем Федоровичем, раздала все имущество бедным; в том числе и дом, который подарила одной знакомой, став странницей – нищенкой.

Умереть без церковного напутствия для верующего человека страшно и для его загробной судьбы очень неопределенно. К смерти православного раньше относились с почтением, страхом и благоговением. Это не то, что в нынешнее время, когда видят, что больной дышит на ладан, сразу спроваживают его умирать в больницу, среди чужих, равнодушных людей и холодных, казенных стен. А если человек все же умрет дома, то сразу же норовят избавиться от докучливого покойника, срочно вызывают машину, и хмельные мужики-санитары скоро и сноровисто оттаскивают усопшего в морг.

А ведь раньше был чин обряжания и провожания покойного: его мыли и обряжали Божии старушки, оплакивали родственники. Служить панихиду приглашали священника, по чину укладывали в гроб. Зажигали свечи и денно и нощно читали над телом псалтырь, чтобы демоны не мучили, не терзали душеньку усопшего.

Худа, негожа смерть без церковного напутствия. Хотя и сама смерть для нас – не находка и не радость. И поджилки трясутся, как вспомнишь о ней. Привыкли мы к земной живой жизни, и никому не хочется уходить из этого преисполненного Божией красотой, прекрасного и солнечного мира. А все же христианам легче расставаться с этим миром в надежде на будущую жизнь. А неверам совсем плохо. И в Псалтире сказано: «Смерть грешников люта». А без церковного попечения что будет с нашей душой?

Не без печали я вспоминаю, как в начале лета 1944 года в городе Иванове я умирал в госпитале от тяжелых гнойных ран, повлекших за собой сепсис – заражение крови. Антибиотиков не было, а красный стрептоцид был бесполезен. На дворе под теплым легким ветерком трепетали молодой листвой деревья, во всю мощь пели птицы, сияло солнце, и буйно цвела черемуха. Чтобы не удручать других раненых картиной умирания, меня вместе с койкой перевезли в отдельную маленькую палату, которую раненые называли – смертная.

Агония затянулась, и я в томлении и тоске метался по кровати. Я был юн и всеми силами старался убежать от смерти. Грудь сжимало, и я сел, пытаясь спуститься на пол.

Молодая, красивая медсестра, которой я, видно, порядочно поднадоел, ребром ладони сильно ударила меня по горлу. Да простит ее Господь. Я повалился на подушку, и все померкло перед глазами. Я раньше никогда не думал о Боге, о Церкви. Эта область была вне моего сознания. Я ничего не знал об этом, и жизнь моя проходила среди пионерии и комсомола. Так нас воспитали, в каком-то звонком вихре пионерского горна, алых знамен и бурных комсомольских собраний.