По таёжной реке Бикин

Я не могу оторвать взгляда от Покулы, а он все еще читает короткое письмо, деловито шевеля губами. Пристально всматриваюсь в его лицо, загорелое, в неглубоких морщинах. Слегка раскосые, чуть прищуренные глаза, кажется, затаили улыбку. Седеющие упрямые волосы. Да вот он, и этот шрам, — страшный, великолепный шрам, почти полностью скрытый волосами… Но вот Покуда кончил читать и поднял голову. Его лицо расплылось в улыбке.

— Ну что ж, — сказал он, — будешь искать своего филина. Я помогу. — И добавил, сияя: — Друг моего друга — мой друг!

Два дня в Красном Яру

Весь вечер мы проговорили с Покулой о рыбном филине. Я старался выспросить как можно больше. Интересовался повадками этой птицы. Расспрашивал о местах, где она водится. Вначале я боялся, не путает ли мой собеседник рыбного филина с обычным филином. Поэтому я задал целую серию контрольных взаимоисключающих вопросов и с удовольствием убедился, что речь идет не о какой-нибудь другой сове, а именно о рыбном филине. А ведь рыбного филина от обыкновенного отличит в природе не каждый зоолог! Покула же после моих неуместных вопросов стал терпеливо объяснять мне, чем различаются эти птицы. Одна живет у воды, а в тайге не встречается, другая же, ее зовут филин-пугач, живет лишь в лесу и у марей. Да и кричат они по-разному…

Незаметно в доме собрались еще какие-то люди. Это были ярские охотники и родня «дяди Коли», как почтительно, величали Покулу многие из них. Люди пришли посмотреть на меня. Дивились цели моего приезда. Но тут активно подключались к беседе. Каждый усердно припоминал, где и когда в последний раз видел рыбного филина. Я пытался что-то запомнить, что-то записывал. В результате к ночи я был убежден, что берега Бикина выше Красного Яра буквально кишат этими птицами. В голове перемешался рой местных названий ключей и урочищ. Здесь же было сообща решено, что в верховья меня должен везти сам дядя Коля, так как он лучше всех знает нужные места. Уговаривать Покулу не понадобилось. Мне даже показалось, что он был рад поводу проведать свой Бикин. Было решено, что через день рано утром мы тронемся в путь.

Следующий день был отведен сборам. Правда, мне собирать было почти нечего. На закупку продовольствия ушло меньше часа. Все вещи у меня оставались упакованными в рюкзаке. «Сундучок» с оптикой был заранее заклеен в плотный полиэтиленовый мешок. Чук же готов был отправиться в путь в любой момент.

Кстати, о собаке. Я беру ее с собой в поездки в основном для того, чтобы было с кем разговаривать. Так я по крайней мере объясняю это другим, и люди тайги меня хорошо понимают. Правда, однажды, еще в Ленинграде, получая в ветеринарной лечебнице разрешение на провоз собаки в общественном транспорте, я был поставлен в тупик вопросом о цели перевозки животного. В выданном для Чука свидетельстве черным по белому запрашивалось: «…животное следует для (нужное подчеркнуть)… убоя, откорма, разведения, продажи». Представив себе возможности Чука в тайге, немного поколебавшись, я подчеркнул слово «откорма». Кто же мог предполагать, что собака за лето отощает наполовину? Но я вижу по взгляду карих глаз Чука: догадайся он наперед, что в тайге будет неимоверно жарко, что на него обрушатся полчища комаров, слепней, мошки, клещей и прочей нечисти, он все равно бы пошел за мной. От одних только сборов в дорогу глаза его начинают гореть, и он теряет терпение…

Весь оставшийся до отъезда день я бродил по поселку. Покуда меня постоянно с кем-то знакомил. За этот день я собрал уйму «опросных сведений» о самых разных птицах и даже успел некоторых из них увидеть сам.

Прямо у магазина токовала гарная трясогузка. Эта небольшая длиннохвостая птица очень похожа на желтую трясогузку, которую постоянно можно видеть на лугах, например, под Ленинградом. Только горная трясогузка окрашена в гораздо более нежные тона. Возбужденный самец облюбовал два еще голых ильма, росшие в пятнадцати метрах один от другого. С веселым, звонким щебетом он летал между деревьями. При этом птица неестественно часто махала крыльями, задирала на лету хвост и голову, горбила спину. На редкость изящная в своих очертаниях горная трясогузка во время тока могла бы показаться даже уродливой. Самка же вполне удовлетворенно вертела головой, следя за пируэтами партнера, и беспрерывно болтала хвостом.