По таёжной реке Бикин

Бикин почти на всем протяжении течет не одним, а несколькими руслами. Эти рукава соединяются между собой множеством проток, отчего долина Бикина расчленена на бесчисленные большие и маленькие острова. К одному из них, расположенному в стороне от основных рукавов и в нескольких километрах от зимовья, привез меня Покула. Здесь месяц назад он видел рыбного филина. Тут я должен остаться, Покула же вернется в поселок.

— Через недельку загляну к тебе. Посмотрю, как ты живешь. Если здесь не найдешь своего филина, перевезу в новое место, — сказал удэгеец на прощание. При этом слово «загляну» прозвучало так, будто речь шла о переходе улицы, а не о поездке за многие десятки опасных километров.

— Может, все-таки оставить тебе ружье? Нельзя без него в тайге, — сказал он, когда течение уже подхватило лодку.

— Спасибо, не надо. У меня же есть собака! — прокричал я. А Чук стоял на берегу и вопросительно смотрел то на меня, то на быстро уплывающую лодку…

Сейчас утро. Впереди весь день. Подмывает бросить все и помчаться обследовать остров. Большой ли он? Я забыл спросить Покулу даже об этом. Однако необходимо разбить хотя бы примитивный бивак, поставить палатку, разобраться в груде вещей на берегу. Может быть, следует выпить чашку чая. Минуту колеблюсь, но тут же «беру себя в руки» и… оставив все как есть, почти бегом устремляюсь в глубь леса. Чук в восторге мчится за мной.

Остров оказался сравнительно большим, почти в квадратный километр. С противоположной от Бикина стороны к нему подступает некрутая сопка. Под ней медленно течет небольшая протока или речка, отделяющая остров от «материка». Во многих местах через нее, словно подвесные мосты, перекинуты стволы отживших свой век деревьев. На склоне сопки, уцепившись рыжими узловатыми корнями за каменистый грунт, красуются вековые кедры. В одном месте круча перехвачена седловиной, по которой в долину сбегает ручеек. Здесь еще много нерастаявшего снега и льда. Вода то журчит где-то под ним, то, оказавшись снаружи, сверлит его сверху.

На острове гораздо теплее, чем у подножия сопки. Снега здесь нет и в помине. Редкой щеткой зеленеет дикий чеснок. Кусты и деревья стоят голые. От этого лес вокруг кажется светлым и редким. Но по опыту прошлых лет я знаю, что летом здесь будет непролазная чаща и сумрак.

С остальных сторон остров окружают довольно широкие протоки с буйной мутной бикинской водой. Много воды и в центре острова. Это наполовину пересохшие старицы, заливаемые паводком низины, канавы, образовавшиеся на месте звериных троп, ямы-воронки возле вывернутых ветром деревьев.

Обследуя остров, невольно останавливаю свое внимание на наиболее крупных деревьях. Каждое из них обхожу вокруг и примечаю все обнаруженные дупла. Я подсознательно надеюсь, что гнездо рыбного филина должно помещаться в одном из них. Почему я рассчитываю обнаружить гнездо именно в дупле? Во-первых, большинство других известных мне по специальной литературе рыбных сов — скрытно гнездящиеся птицы. Они поселяются в различных нишах или дуплах. Предположить же, что рыбный филин, как и наш обыкновенный лесной, гнездится на земле, трудно. Те леса, в которых он обычно держится (в чем я убедился впоследствии), за лето несколько раз заливаются водой. Птице с продолжительным гнездовым периодом, который характерен для всех крупных сов, вывести птенцов в таких условиях нелегко. Здесь даже большинство местных уток — мандаринка, большой и чешуйчатый крохали — дуплогнездники. Что рыбный филин выводит птенцов в дупле, уверяли меня и старики удэгейцы, в частности родственник Покулы дед Ленкуй, отец которого будто бы находил птенцов этой совы. Однако мое первое рекогносцировочное обследование острова не дало обнадеживающих результатов. Крупных дуплистых ильмов и тополей оказалось немного. Но они все-таки были!

День в Приморье обычно не уходит, а улетает птицей. Сумерки здесь не наступают, а падают, словно занавес в театре. Я едва успел кое-как установить палатку, не разбирая, покидал в нее все пожитки, даже не заготовил дров для костра. Лес из серого вдруг как-то сразу стал черным. Только сейчас я по-настоящему осознал, что остался в тайге один. Правда, рядом сидит Чук. И все равно тревожно сосет под ложечкой. Ничего, привыкну. Это только вначале, после зимы, проведенной в многолюдном городе, объясняю я себе, глядя широко раскрытыми глазами в полною темноту. Жаль, что собака моя черная, а не белая. Тогда бы я, наверное, еще видел ее…

Я уже выкурил несколько сигарет, маленькая светящаяся стрелка на часах подползла к двенадцати. Постепенно начал дремать, когда меня словно током парализовал непонятный звук. Я сидел неподвижно и пытался сообразить, откуда его принесло. Я еще ничего не понимал, когда звук повторился снова. Но ведь это же кричит рыбный филин! Сна как не бывало. Проснулось сразу все: глаза, уши, сознание. А со стороны сопки раз за разом доносилось протяжное и низкое: «Ыыы-гыыыыы, ыыы-гыыыыы, ыыы-гыыыыы…»