По Тихому Океану

Лежа на своей койке, слушая грохот воды, работу винта, ежеминутно вылетающего из воды, свист и завывание ветра в снастях, я всегда думаю об этом легкомысленной лампе, не мыслимой ни у немцев, ни даже, у русского. Лампе, привязанной тоненькою ржавою веревочкой. Переезд сопровождался развлечениями, которые могут быть легко перечислены: упорнейшей морской болезнью: одна японка развлекалась ею все четверо суток, откуда только она брала необходимую энергию!!.. Битьем посуды, когда она летит вместе с шкафом, оторванным от стены чересчур энергичным толчком океана; когда она падает с подноса «бон-сана» или вместе со скатертью со стола, что половой предотвращает тем, что усердно льет на стол, на белую скатёрку желтый чай. К серии развлечений относятся: три раза подаваемый «Гохан» (варенный рис) японской еды, в которой отсутствуют: мясо, сахар, масло и хлеб; невинные удовольствия: наблюдать, как повар чистит на палубе около кухни спрута, смотреть на двух путешествующих коров, страдающих от качки, не далеко от третьего класса; пассажиры, команда и особенно мытье палубы по утрам, когда старый боцман, взяв руки шланг сопутствуем армией молодых матросов с бронзовыми икрами; одни перерезанным кокосовым орехом трут палубу, другие несут рукав, полный пенящейся воды; но, конечно, главное удовольствие: смотреть пульс океана, он то успокаивается, то часами начинает крепчать… Иногда швыряет так, что соломенное кресло, если сидишь боком, опрокидывается и пассажир рискует разбить нос, все же, к чести «Хиго-Мару», надо сказать, что раз начавши качаться, он берет это в привычку и мотается при всякой погоде. А что, действительно, является радостным удовольствием следить, как с каждым часом воздух становится все нежнее, а солнце – ласковее и, как, докатившись, даже Японии, до зимы, мы за эти три дня, сказочно быстро проходим: теплую осень и возвращаемся к милому славному лету!!! Ну, конечно, это лето!.. Выйдите на палубу, лягте в соломенную качалку… разве, глядя на жемчужное облачко, не закрывающее горячее солнце, на эти бирюзовые волны, на пассажиров, из которых некоторые ходят в ночных белых кимоно, можно подумать, поверить, что скоро Рождество и, что во Владивостоке сейчас ледяной ветер и на улицах кучи снега!!

Ога-Са-Вара

Что может быть фантастичнее рассвета в океане, когда при блеске последних звезд, в теплом ночном ветре выбежишь из душной каюты, где так сильно накеросинила чадная лампа и в легком прозрачном полумраке рассвета вдруг увидишь цель поездки; незнакомые острова, которых никогда не видел раньше.

Овладевает волнение: всегда ведь мечтаешь предварительно и в этом первом миге соприкосновения с новизной – два случая; один: смутность, кажется, что это давно, давно было видено во сне и забыто в сутолоке жизни; другой – обычный – всегдашний: в сердце заползает грусть действительность сокрушила тот облик, что был так угодливо, обстоятельно, продуманно изготовлен воображением… Еще раз, может быть, жизнь сокрушает иллюзии… Небо меняет оттенки, пароход приближается к цепи островов и, когда взор проникает в даль, туда где желтая полоса неба заслоняется морем, оно становится фиолетовым… Там все новые

и новые камни, отдельно стоящие скалы, и зубчатые горы, из которых состоят острова. Мы направляемся в закрытую бухту одного из островов; прямо перед нами большая скала, точь-в-точь огромная копна сена, намётанная у входа; пароход идет медленно мимо близкого берега; взгляд ищет на невысоких, как кажется, горах, привычной растительности елей, сосен… Но все горы утыканы, как бы метлами или веерами с длинными ручками это пальмы… Еще пять минут, якорь отдан – мы приехали.

Наше появление не вызывает ни особого внимания, и не производит видимого впечатления в круглой бухте, у склонов гор которой, в утреннем воздухе кое где подымается дым признак поселений.

Кану и «Сендо»

У борта – обычная лодка, в которую выгружают пассажиров… Но с другой стороны и интересное: род индейской пироги, очень узкой с большим полозом на двух деревянных отводах, протянувшихся на воде параллельно лодке, в расстоянии двух аршин от неё.

Этот полоз сообщает хрупкому суденышку высшую степень устойчивости. Лодочка ни в коем случае не может опрокинуться; в ней стоит старик в соломенной шляпе в белых коротких портках и белой же рубашке; в руках он держит короткое весло, какими на Украине бабы из печи вынимают хлеб.

На пароход всходят интересные типы; дело в том, что здесь сохранилось несколько потомков жителей, издавна обитавших на этих островах; южный тип, черные глаза, пахнущие меланезиями и полинезиями, носы, глядя на которые вспоминаешь Испанию; многие из них говорят по-английски; с нашим пароходом приехал один такой моряк с женой бразилианкой, няней китаянкой и ребенком с очень белым личиком и бледно-зелеными глазками.

Берег радует глаз: ни одного экземпляра дерев нам знакомых; пальмы всех сортов, фикусы в несколько обхватов величиной, между стволами избы, где переплелись японские домики с дымными шалашами бесхитростных туземцев.