По тонкому льду

А он опять свое: «Кончай, предательская морда. Твой верх. Я бы над тобой не измывался, а сразу кончил». И

глаза его горят, как уголья. Надо было объясниться. «Вот что, Хасан, – говорю. – Ты ошибаешься, друг. Я не предатель. И могу доказать это». Он молчит, скрипит зубами.

«Давай-ка сюда лапы». Он подумал и подал. Я снял наручники и сказал: «Хочешь беги, а хочешь выслушай меня». Он решил выслушать. В общем, мы договорились сегодня проверить друг друга на деле. Вот так.

– Значит, вы его знаете? – спросил Демьян.

– Ну да, годок мой, учились вместе. Его отец пограничник, погиб в первых боях, а он мировой парень. Мы его звали потомком Чингисхана, не обижался. Политически крепко подкован. До Карла Маркса ему, понятно, далеко, но в общем головастый.

– Это знаменательно, – сказал Демьян. – Люди поднимаются на борьбу сами.

– А как вы проверить решили друг друга? – спросил

Андрей.

– Возьму его на дело сегодня.

– Эге! Вот тут ты поторопился, – покачал головой

Челнок. – Сразу и на дело.

– Может, и поторопился, – вскипел Костя. – Только слово уже дано и отказываться нельзя.

– Я тоже считаю, что нельзя, – поддержал его Андрей.

Демьян сидел, слушал, прятал улыбку.

Челнок спросил:

– А какое дело?

Костя посмотрел на меня и молча, одними глазами, спросил разрешения. Я незаметно кивнул.

– Обычное дело, – сказал он. – Сегодня я и двое моих дружков попробуем взять гранаты из вагона на путях.

Гранат-то нет! Вот я и подключу Хасана. Пусть себя покажет и на других поглядит.

– Ну что ж, это интересно, – заметил Демьян.

– У меня тоже новости, – сообщил я. – Назначен секретарем управы.

– Вот как!

Я рассказал все подробно.

– Отлично, – произнес Демьян.

– А не кажется ли вам, – обратился к нему Андрей, –

что Воскобойникову следует помочь в формировании батальона?

– Как вы помогаете абверу? – усмехнулся Демьян.

– Ну да.

– А почему бы и нет. – Демьян помолчал, подумал и вдруг заговорил совсем о другом: – Старший группы

Угрюмый нашел вашего Дункеля-Помазина и убил его.

– Как убил? – воскликнул я.

– Это же безобразие! – вскочил с места Андрей.

– Вот его записка, изъятая из «почтового ящика», –

продолжал Демьян. – Он пишет: «С Помазиным кончено.

Он мертв уже трое суток. Живым в руки не дался». Я согласен, что это безобразие. Если командиры, старшие групп, не могут выполнять приказы, что же требовать от остальных?

– За это по головке гладить нельзя, – вставил Усатый.

– А почему нам не вызвать Угрюмого на бюро, хотя бы раз, и заслушать? – предложил Челнок. – Ведь никто из нас в глаза его не видел.

– Ну, это другой вопрос, – сказал Демьян, – мы в подполье. Я не знал Урала, Колючего, Крайнего, Аристократа.

Не видел в глаза и старшего Клеща. Не обязательно встречаться со всеми. Но вот на Угрюмого надо посмотреть, познакомиться с ним.

– Правильно! – одобрил Усатый. – Упустишь человека, он и от рук отобьется.

– А как ваш Старик? – спросил Демьян, имея в виду

Пейпера.

– Я им доволен, – ответил Андрей. – Обещал дать мне сведения о месте хранения авиабомб. Их привезли четыре вагона и две платформы. Старик подозревает, что бомбы уложили на территории кирпичного завода.

Все стали расходиться.

Я задержался немного в избушке. Выходить скопом не полагалось.

– Хоть все и ругаются, – шепнул мне Костя, – а я верю

Хасану. Как себе, верю. Вот такого бы в батальон к Воскобойникову! – Потом он неожиданно погрустнел и добавил: – Ох, и полетят на мою голову шишки, когда вернутся наши. Вам хорошо – вы не здешний. А мне туговато придется.

Какое совпадение! Недавно Трофим Герасимович спрашивал меня, как будем мы отчитываться перед нашими. Косте я сказал:

– Об этом не думай. Мы поместим твою копию в первом номере газеты, во весь лист, и все будет в порядке.

Костя только усмехнулся.

23. Воздушные гости

Утро сегодня встало сверкающее, солнечное, умытое.

До света с шумом, грохотом и дождем пронеслась первая гроза. Сейчас земля, тихая, разомлевшая и пахучая, нежилась в лучах солнца. Оно палило яростно и необыкновенно жарко для этого времени.

Весна в нашем краю ликовала буйно, неудержимо. Деревья в скверах, садах, городском и железнодорожном парках оделись в густую листву. Всюду, где только мыслимо, высыпала ярко-зеленая трава. Она покрыла густым ровным ковром незамощенную площадь, расцветила обочины дорог, пробивалась между булыжниками мостовой.

С утра я попал в гестапо. Земельбауэр на этот раз прислал за мной к управе свой «опель».

Штурмбанфюрер СС расхаживал по кабинету, а я переводил ему вслух попавшую в руки оккупантов нашу брошюру о зверствах немецко-фашистских захватчиков.

В открытое окно дул теплый ветер. У дома напротив стояли немецкие танки с высокими башнями и крестами на бортах, грузовик, покрытый брезентом, и штабной вездеход. Длинные тени пересекали улицу. Они были гуще и четче самих предметов.